СМИ

Перед нами выдающийся труд. Его автор, старший научный сотрудник Национального центра научных исследований и признанный интеллектуал первого плана, проделал тонкую и тщательную работу. Несколько его книг уже стали классикой. В своей последней работе «Исламофобия — идеологический яд», социолог поднимает острейший общественный вопрос. Демонстрируя впечатляющие ясность ума и спокойствие духа, он анализирует исследования о дискриминации и восприятии ислама во Франции. Затем он рассматривает их интерпретацию и представление СМИ, государственными властями и международными организациями. Его вывод не оставляет сомнений: понятие «исламофобия» — это приманка, призванная помешать пониманию действительности и критическому взгляду заявить свои права. Для ее сторонников, французы европейского происхождения не делают ничего хорошего, тогда как французские мусульмане по умолчанию ведут себя безупречно.

Привлекательность обвинительных лозунгов

История демонстрирует, насколько привлекательной (как в толпе, так и среди предположительно просвещенных умов) может быть безумная риторика угнетения, которая демонизирует некоего воображаемого врага, будь то враги народа, кулаки или евреи. Оруэлл предупреждал нас о волшебной способности языка уводить нас в сторону, когда взгляд на мир, заложник искусно созданных слов с эмоциональной окраской, направляется манипулированием и ложью.

Сегодня у нас без конца поднимают вопрос пост-истины. Не представляют ли собой осуждающие лозунги с критикой исламофобского Запада случай точно такого же рода?

Инструмент исламистского проекта на Западе

Исламисты во главе с «Братьями-мусульманами» (террористическая организация запрещена в РФ — прим.ред.), те, кто распространяет риторику об исламофобии, вовсе не являются бесстрастными наблюдателями за западным миром. Они ведут борьбу. На кону то, чем станут мусульмане на Западе. Они сольются с неверными и откажутся жить в обществе по заветам ислама, то есть станут предателями? Или же сохранят верность умме, сообществу верующих, создадут зародыш исламского контр-общества в надежде, что Запад однажды станет мусульманским, завершив тем самым завоевания их благочестивых предков?

Перед лицом такого выбора образ мусульман, страдающих от враждебности исламофобских обществ, которые клеймят их на словах и дискриминируют на деле, превращается в оружие. Он несет в себе нацеленное на мусульман послание: «Запад — слепая империя зла и низких страстей, и что бы вы ни делали, ваша принадлежность к исламу всегда будет клеймом, из-за которого вас никогда не примут как полноценных членов общества. Таким образом, единственный остающийся у вас достойный вариант — отвернуться от отвергнувшего вас мира, бороться с соблазнами, собираться в тех местах, где вы сами устанавливаете закон».

Кроме того, есть в нем и послание для западного мира: «Раз некоторые ваши представители и законы ведут борьбу с засильем навеянного исламом образа жизни, значит, вы сами идете против собственных идеалов равного уважения ко всем религиям. Поэтому вы должны принять это засилье и направить ваше правосудие против всех, кто пытаются ему помешать».

Исследования искажают факты

В истории хватает примеров того, как стремление к победе какого-то дела приводило к фальсификации доказательств. Московские процессы оставили после себя долгую память, как, впрочем, и дело Дрейфуса. Каждый раз факты искажаются, интерпретируются под особым углом или же попросту придумываются, чтобы поддержать то, что требуется доказать. Риторика об исламофобии следует этой самой логике. Причем она отравляет все, вплоть до предположительно научных работ о приеме ислама и мусульман в западных обществах. (…)

Когда читаешь эти исследования, на первых порах складывается ощущение тщательно проделанной работы. Там приводится множество таблиц с цифрами и опросов с участием больших представительных групп населения. Обработка статистических данных устанавливает важные связи, умозаключения следуют одно за другим. Однако если вглядеться внимательнее, картина сразу же портится. Иногда вопросы сформулированы так, что на них просто невозможно дать осмысленный ответ. Так, вопросы о мусульманах как о некой однородной группе не позволяют провести между ними черту. Интерпретация причинно-следственных связей в свою очередь зачастую ведет к представлению нужных гипотез о том, что следует доказать. Бывает также, что в заключении исследование внезапно встает на дыбы, и исламофобия заявляет о себе как бог из машины, обесценивая всю предшествующую аналитическую работу. В целом, можно сказать, что эти работы стараются избежать соприкосновения представлений и мнений об исламском мире с объективной действительностью.

Обвинения в адрес большинства

Во Франции распространением таких взглядов занимается в первую очередь Национальная консультационная комиссия по правам человека. Негативная реакция на проблематичные составляющие ислама активно упоминается, однако не признается осмысленной. Она неизменно заносится в пассив тех, кто обращают внимание на эти моменты.

Никого не интересует тот факт, что реакция одного человека на различные маркеры ислама может сильно отличаться, хотя в приведенных исследованием данных отмечается это разнообразие. (…) Рамадан, один из пяти столпов ислама, обладает бесспорным религиозным значением и должен был бы сталкиваться с категорическим неприятием, если бы ислам как таковой вызывал отторжение. На деле все обстоит совершенно иначе, и отношение к нему более чем положительное, хотя необходимость поститься и может создать трудности на работе. В то же время вызывающее резко отрицательную реакцию ношение вуали вовсе не является неотъемлемой частью ислама. Целый ряд верующих мусульманок совершенно не хотят навешивать ее на себя. Таким образом, несогласие с вуалью означает неприятие не ислама как такового, а лишь одной исламской практики.

Придуманные жертвы

Доклад Европейского союза на тему чувства дискриминации среди мусульман в Европе служит показательным тому примером. То, что требуется продемонстрировать, указывается в самой первой фразе: «Помните, когда вы в последний раз пытались устроиться на работу? Возможно, вы опасались, что недостаточно хорошо владеете компьютером, или тревожились насчет орфографической ошибки в резюме. Тем не менее если вы мусульманин или имеете мусульманские корни и живете в Европейском союзе, одной вашей фамилии может быть достаточно, чтобы вы никогда не получили приглашения на собеседование». В итоге качества каждого человека (владение компьютером, орфографические ошибки) представляются как нечто вторичное, тогда как всех мусульман без разбора (причем их якобы устанавливают по фамилии) не берут на работу лишь потому, что они — мусульмане. Такая общая логика тесно связана с нежеланием возложить на мусульман хотя бы часть ответственности за то недоверие, с которым сталкиваются некоторые из них. Потому что в противном случае это привело бы к «клеймлению».

Европейский доклад опирается исключительно на заявления респондентов об ощущении дискриминации. Предполагается, что их слова полностью соответствуют действительности. И никто не принимает во внимание то, что некоторые неблагоприятные ситуации могут объясняться отнюдь не дискриминационными причинами, например, недостаточной квалификацией, хотя участники опроса и представили все как дискриминацию (искренне или не очень).

По данным этого исследования, те, кто говорят, что лично прошли через дискриминацию, находятся в меньшинстве, что определенно не играет вам на руку, если ваша цель — осудить массовую дискриминацию. Чтобы преодолеть эту трудность, авторы исследования утверждают, что жертвы дискриминации зачастую не хотят говорить о ней. Идея заключается в том, что «сбор сведений о потенциально травматическом опыте — непростая задача, поскольку прошедший через него человек нередко дистанцируется от него или отрицает его, что становится своеобразным защитным механизмом».

Как бы то ни было, можно выдвинуть и обратную гипотезу, предположив, что те, кто заявляет о дискриминации, на самом деле в большинстве случаев ее не испытывали: заявление о дискриминации становится оправданием для собственной неудачи, и соблазн воспользоваться им лишь растет на фоне того, что дискриминационная риторика стала чем-то в высшей степени легитимным.

Кроме того, как показывает исследование, если человек знает о существовании осуждающей дискриминацию риторики, ему самому больше свойственно интерпретировать происходящее с ним как дискриминацию. При этом данный факт не становится в работе основанием для выработки рационального подхода. Считается очевидным, что это ознакомление лишь исключительно способствует осознанию дискриминационной действительности.

Постмодернистское неприятие свободы мысли

Но почему же у нас с такой легкостью принимают софизмы, которые подверглись бы безжалостной критике в любой обычной сфере знания? Причиной тому стало наступление постмодернизма и его позиция по отношению к двум императивам Просвещения: свободе совести и равенству. В период Просвещения господствовала свобода совести, а равенство подчинялось ей. В постмодернистском представлении все обстоит с точностью до наоборот. Требование равенства становится все более радикальным: равное уважение к людям подразумевает равное уважение к их жизненному выбору и лежащим в его основе доктринам. В результате свобода совести оказывается в подчиненном положении. Именно эта перемена лежит в основе современного взгляда на ислам.

Стремление продвигать общество «плюрализма, терпимости и отсутствия дискриминации» привело к неприятию любых отличий в отношении (на словах или действиях) к представителям разных групп. Различия, которые раньше объяснялись неравным доступом к объективным ценностям (будь то суждения или вкусы), были переквалифицированы в последствия доминирования.

При принятии такой перспективы связь между требованием равенства и свободы совести меняется. Вместо того чтобы критически рассмотреть текущую ситуацию и отложить на будущее обещание равенства, у нас принимают как норму представление фундаментального философского принципа равенства всех групп людей в качестве научной истины. Утверждается, что любое суждение, которое может поставить под сомнение императив о равенстве, основано всего лишь на предрассудках. Это понятие сегодня несет в себе два смысла, которые предположительно идут рука об руку. Первый, возникший еще во времена Просвещения, подразумевает все то, что противоречит критическому разуму. Второй, центральный в постмодернистской среде, охватывает то, что идет против императива о равенстве. Здесь неизбежно возникает вопрос о том, какой статус предоставить наблюдаемым фактам. Эти перемены поставили под серьезное сомнение свободу слова в тех случаях, когда она затрагивает священное равенство групп людей.

Фабрика обид

Риторика об исламофобии оказывает на поддерживающих ее мусульман тем более пагубное воздействие, что содержащееся в ней обещание лживо. Она прививает мусульманам веру в том, что они в полной мере смогут найти свое место в западных обществах без трудоемкого процесса адаптации, который до недавнего времени был уделом всех волн иммигрантов. Представление в качестве исламофобии любых попыток подтолкнуть к этой адаптации и уверенность в том, что они прекратятся под напором защитников ислама, формируют основу этого обещания. Однако сдержать его будет непросто, а главными жертвами здесь станут поверившие ему мусульмане.

Целый ряд мусульман отравлены риторикой, которая прячет засилье исламского контр-общества за ширмой утверждения права на свободу вероисповедания и, судя по всему, не понимают реакцию на их поведение. Вполне возможно, что многие из них совершенно искренне рассматривают неприятие такой социальной модели как неуважение к их религиозным правам.

В основе неоднородности реакций лежит сложность вселенной ислама. Ислам несет в себе то, что сразу же приходит на ум, когда разговор заходит о религии: приглашение в духовный путь, стремление к просвещению душ, прикосновение к тому, что скрыто за видимым горизонтом, призыв задуматься о смысле жизни под взглядом Бога. Тем не менее пример стран, где он определяет общественную жизнь, указывает и на другую его составляющую: насаждение порядка, который не боится противоречить духу и телу. Две главных черты этого порядка совершенно неприемлемы для Запада: неприятие свободы совести (мусульманин не может свободно принять другую веру или отречься от ислама), а также приниженный и подконтрольный статус женщины, который проявляется на самых разных уровнях, от прав наследования до обязательства носить «целомудренную» одежду и запрета выходить замуж за немусульманина.

Именно это неприятие Запада порождает враждебную реакцию. Что касается мусульманина, о чьей позиции другим ничего неизвестно, он вызывает по отношению к себе определенную сдержанность, от которой не остается и следа, если он дает понять, что подобное неприятие чуждо ему. Риторика об исламофобии в свою очередь не желает проводить такую черту. Прислушивающиеся к ней мусульмане живут с иллюзией о том, что однажды к ним будут относиться, как и ко всем остальным, хотя они продолжат и дальше заявлять о своей непохожести.