СМИ

В отношениях Турции и Франции уже царила напряженность, но она вышла на новый уровень после обещания Эммануэля Макрона и впредь защищать во Франции карикатуры на пророка Мухаммеда, которое прозвучало во время национальной церемонии в память о Самюэле Пати (Samuel Paty). Это заявление вывело из себя президента Эрдогана, который выступил с призывом бойкотировать французскую продукцию. Дидье Леши (Didier Leschi), президент Европейского института религиозных исследований, один из лучших специалистов по религии и светскому обществу, анализирует нынешнее противостояние.

«Нувель обсерватер»: Реджеп Тайип Эрдоган обрушился с резкой критикой на Эммануэля Макрона и заявил, что у того почти психиатрическая проблема с исламом. Почему турецкий лидер так набросился на Францию и ее светское государство?

Дидье Леши: Существуют как довольно существенные конъюнктурные аспекты, так и более глубокие моменты. Объявив намерение отказаться от иностранных имамов (более половины из них — турки), президент Макрон идет против политики Анкары, которая пытается влиять на турецкую диаспору через религию. Ключевую роль в этой политике играет Управление по делам религии, светское ведомство Турецкой Республики, занимающее одно из первых мест в государственной структуре. Именно оно занимается отправкой имамов. Кроме того, в силу имеющихся у него финансов оно является крупнейшим владельцем мечетей и религиозных школ во Франции. Оно укрепляет в Европе мусульманско-националистическую турецкую идентичность. Сюда можно добавить также трения в Средиземноморье, где Франция поддерживает Грецию, плюс разногласия по Ливии.

— В чем глубинная причина таких нападок?

— После своего прихода к власти Партия справедливости и развития Эрдогана начала отход от наследия Ататюрка в политике. У основателя современной Турции были теплые чувства к Франции. Провозгласив республику, он положил конец правлению султанов, что рассматривается исламистскими националистами как конец турецкого величия. Ататюрк во имя светского государства запретил платок, ввел европейские нормы одежды, а ислам постарался «привязать» к государству для более эффективного контроля над ним. Стоит вспомнить, что исламский платок, закрывающий все волосы на женской голове, был запрещен в Турции жестче, чем во Франции. Его нельзя было носить в вузах. Эрдоган лишь с большим трудом вернул его. Но уже став легальной, эта косынка проникла всюду: в вузы, госорганы, парламент. Сейчас же Эрдоган бичует в лице президента Макрона Францию не столько как страну, сколько как символическую модель отношений государства и религии. Все, что связано со светским государством (а оно ассоциируется с Францией), систематически подвергается критике.

— В начале октября глава государства решительно выступил в защиту светской системы и осудил сепаратизм. Почему Эммануэль Макрон столько тянул с этой риторикой, которую ждали от него с начала президентского срока?

— Потребовалось время на осознание того, что в некоторых сферах французской жизни сепаратистская динамика развивается намного быстрее интеграционной. Слово «сепаратизм» представляет собой лучшее определение стоящих перед нами проблем, чем употреблявшееся прежде слово «коммунитаризм» (слово, обозначающее раздельную жизнь разных групп французских граждан в разных религиозных и этнических сообществах — коммунах, прим. ред.). Дело в том, что во многих случаях коммунитаризм не создает каких-либо проблем. Например, азиатский коммунитаризм не нацелен на подрыв достижений нашего общества, не создает дополнительных проблем в отношениях между мужчинами и женщинами и не опирается на религиозные чувства, которые исключают из благожелательного общения всех, кто думает иначе или верит в другого Бога.

— Как реагировать на наступление радикального ислама?

— Не стоит отвечать на униформизацию мусульманского радикализма униформизацией, которая не оставляет за каждым право верить… или не верить. Наше светское государство не является антирелигиозным. Это юридическое пространство, которое позволяет каждому вести желанную религиозную жизнь, если это не нарушает общественный порядок. Стоит отметить, что в тексте закона 1905 года нет определения «светский». Этот документ представляет собой плод юридической работы, которая опиралась на философию Просвещения и идею разума. В юридическом плане, начало этой работы можно отнести к формированию гражданского светского государства при французской революции. Это было сильным шагом, поскольку в тот момент Франция отошла от церковной регистрации таинств крещения, браков и т.д., заменив его юридической декларацией намерений. Сегодня у нас проблема в том, чтобы общинная динамика не затянула нас в логику разделения в школе, городе и т.д.

— Вы назвали вашу книгу «Нищета ислама во Франции». Почему?

— Главная трагедия французского ислама в том, что у него не было интеллектуального отрыва от стран-источников. Это предвидел еще Эдуар Эррио (Edouard Herriot), когда выступал за строительство большой парижской мечети. По его словам, она была нужна, чтобы «французские мусульмане могли получить интеллектуальную и религиозную независимость от мусульманского мира». Тем не менее французский ислам не сыграл этой роли, не стал независимым. А с 1981 года у нас было легализовано расширение связей Алжира с парижским мусульманским сообществом, что привело к усилению его финансовой, интеллектуальной и религиозной зависимости. Алжир 1981 года, конечно, был мало похож на себя периода гражданской войны 1990-х годов. Тем не менее, как сказал бывший руководитель Французской федерации алжирских активистов Мохаммед Арби, мы стали расширять связи с Алжиром как раз в тот момент, когда Алжир вступал в фазу сильного культурного регресса. Это пагубный эффект чувства постколониальной вины.

— В 1997 году началось обсуждение формирования Французского совета мусульманской веры (CFCM). Что произошло в тот момент?

— Тогда казалось очевидным, что его возглавят верующие алжирского происхождения. Тем не менее первые выборы показали усиление марокканского ислама в ущерб алжирскому. За этим последовала постоянная конфронтация алжирцев с марокканцами, все новые проблемы. Впоследствии это пытались сгладить с помощью системы ротации председателей CFCM. Сегодня верующие марокканского происхождения представлены председателем CFCM Мохаммедом Муссави. Как бы то ни было, новым фактором за последние годы стало изменение картины французского ислама. Предшественником Муссави был Ахмет Оргас, француз турецкого происхождения. Это был мощный символический этап, который соответствовал моменту, когда Турция представила себя лидером суннитского мира. Борьба за власть представителей разных национальных групп все еще остается главной причиной нищеты французского ислама. Она не дает CFCM выполнять свою функцию по разработке теологии, отношения к вере, которое могло бы охватить всех верующих и стать противовесом буквализму и фундаментализму.

— Какова сила этих течений?

— Буквализм и фундаментализм представляют собой мощную силу, которая опирается на буквальное толкование старых текстов ислама в его изначальных государствах, а также на литературу, расходящуюся по магазинам и соцсетям. Если зайти в магазин мусульманской религиозной литературы, станет ясно, что большая часть книг выпускается Турцией, Саудовской Аравией и салафитами. Эта литература не обязательно джихадистская, но предельно консервативная. От нее создается впечатление, что вы попадаете из XXI в XIV или XV век.

В 1998 году французский министр Жан-Пьер Шевенман (Jean-Pierre Chev?nement) предложил создать высшую школу исламских исследований. В этом он ссылался в частности на Жака Берка (Jacques Berque), который возглавлял кафедру общественной истории современного ислама в Коллеж де Франс с 1950-х годов до 1981 года. Предложение Шевенмана в бытность министром внутренних дел было отклонено Лионелем Жоспеном (Lionel Jospin) и Клодом Аллегром (Claude All?gre). С тех пор вопрос так и остался в подвешенном состоянии. Президент Макрон выступал за формирование института исламских исследований. Это очень важно, нужно наверстать возникшее отставание. Пусть даже сейчас люди вроде Галейба Беншейха, нынешнего главы Фонда французского ислама, ведут работу по представлению ислама в качестве великой цивилизации, это не может заменить теологическую работу.

— CFCM в том виде, в каком вы его описываете, не подходит для отрыва от исламских стран…

— Эта организация, несмотря ни на что, играет важную роль для руководства мечетей. Ей необходимо пересмотреть свою базовую структуру, перейти с представительств регионального уровня на уровень департаментов. Этого хотят государственные власти и председатель CFCM. Кроме того, такая организация больше подошла бы практике веры, которая носит ярко выраженный локальный характер. Тем не менее все это предполагает работу представителей мусульманской религии. Им же свойственно складывать с себя ответственность в надежде на то, что власть сделает все за них. Госструктуры помогли им сформировать CFCM, но не могут сделать большего вместо них. Им следует принять ответственность.

— У вас есть причины в это верить?

— Убийство Самюэля Пати чеченским радикалом заставило их как никогда сильно ощутить остроту момента. Глава большой парижской мечети выступал с осуждением «Шарли Эбдо» после публикации карикатур, но сегодня придерживается другой риторики. Нужно подтолкнуть его к более смелым заявлениям, например, с осуждением призывов к бойкоту французской продукции или в защиту карикатур. Это было бы доказательством его независимости. Убийство учителя кардинально меняет расклад между теми, кто не считал ношение вуали или хиджаба чем-то серьезным, и теми, кто воспринимал его как усиление давления на светскую систему в школе. Эти символы предвещали будущее. Трагедия подталкивает к переосмыслению.

— Коллектив против исламофобии во Франции (CCIF) подвергся критике со стороны министра внутренних дел Жеральда Дарманена (G?rald Darmanin). Сторонники этой организации считают, что французских мусульман никогда не приглашали «сесть за стол Республики». Что вы можете им ответить?

— Эта организация распространяет идею о том, что республиканские власти выстроены с прицелом на дискриминацию людей мусульманской веры. Это токсичное и направленное против Республики мышление. К сожалению, оно получило поддержку части представителей вузов и СМИ, что способствовало его укреплению. Оно подводит молодых (и не только) людей к уверенности в том, что насилие — единственный возможный путь противостояния с расистским по своей природе государством. С 1997 года, когда Жан-Пьер Шевенман создал Консультацию французского ислама, чтобы «усадить ислам за стол Республики», власти неизменно стремятся к улучению положения мусульманских верующих. Об этом говорит рост числа храмов и прочих духовных учреждений. Известно ли вам, что французская армия — единственная в Европе, где мусульманские священники не работают под началом представителя другой веры?

Развитие рынка халяльных товаров тоже является частью улучшения повседневной жизни верующих. К этому можно добавить политику позитивной дискриминации, которая призвана справиться с проблемой социальной дискриминации по религиозному признаку. CCIF без конца объединяет социальную и религиозную проблематику. Поэтому его можно отнести к политическому исламу. Эта структура, как и другие организации, мало заботится о вере и хочет воспользоваться существующими социальными трудностями для распространения радикальной религиозной идеологии. Это «мусульманские» предприниматели, которые держатся в стороне от мечетей. Настоящая вера — не про них.