© AP Photo, Lutz SchmidtВ критический момент существования ГДР Москва бросила Берлин один на один с судьбой. Восточногерманский генсек СЕПГ и его коллеги весь день 9 ноября звонили на Унтер-ден-Линден, в посольство СССР, чтоб узнать, одобряет ли ЦК и лично Горбачев решение открыть границы?
Посол СССР в ГДР с забубенной фамилией Кочемасов не мог дозвониться даже до Шеварднадзе, не говоря уже о Горби. Кочемасова можно назвать символом отношения ЦК КПСС к своим восточногерманским марионеткам. Посла Кочемасова назначили при Андропове, в 1983 году. Уже тогда он был «сбитый летчик» — до этого Кочемасов 15 лет просидел в кресле председателя президиума центрального совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Горбачев оставил его на посту даже несмотря на то, что к моменту падения Берлинской стены Кочемасову перевалило за 70. По отзывам коллег, с которыми мне гораздо позже довелось его вспоминать, Кочемасов был классическим советским дуболомом. Весной 1989 года он потребовал от генсека Кренца запретить советским гражданам свободный проход в Западный Берлин. Кренц попытался сопротивляться: это ведь противоречило статусу СССР как союзной державы-победителя. Кочемасов нажал: советские, мол, бегут через ГДР на Запад при попустительстве гэдээровских пограничников.
В эту ловушку попали и мы с братом: обер-лейтенант на границе повертел в руках наши служебные паспорта и объяснил на пальцах, что он-то не имеет ничего против, но Москва запретила переход советским туристам. Тут мы и достали разговорник, сочиненный нашей мамой — преподавателем немецкого для нас в дорогу, ведь языком Гете мы тогда владели максимально на уровне «17 мгновений весны». Разговорник же охватывал почти все случаи жизни и быта в Берлине: от заказа еды в ресторане до посадки в поезд. Вместе с офицером мы стали искать фразу, которая помогла бы нам уговорить его закрыть глаза на приказ Москвы. Старлей умилительно изучил содержимое и сказал на прекрасном русском языке: «Только быстро, и я вас не видел!» Так мы облапошили посла Кочемасова, но осадок от его тупого упорства остался.
Однако и этого упорства послу не хватило на то, чтобы пробиться хотя бы к своему начальству с вопросом от генсека Кренца. Вопрос на самом деле был гамлетовским: стрелять или не стрелять? Но Москва молчала…
Вечером, как вспоминает резидент КГБ в Восточном Берлине Иван Кузьмин в своих мемуарах 1993 года, посол крепко выпил и заснул мертвым сном. Конец холодной войны и падение Берлинской стены охранник исторических памятников просто тупо проспал.
Резидент КГБ вспоминает: «Утром 9 ноября руководители ГДР настойчиво пытались узнать у советского посла и его заместителей, какой ответ последовал из Москвы. Однако их запросы оставались без ответа. Дело в том, что непрерывные попытки посла Кочемасова связаться как с министром Шеварднадзе, так и с главным политическим советником Горбачева Шахназаровым остались безуспешными. В этой ситуации примерно в полдень заместитель министра иностранных дел Абоимов выразил согласие с тем, чтобы Кочемасов дал Кренцу положительный ответ в связи с предложениями руководства ГДР о выезде ее граждан за границу. Со стороны Абоимова это было явным превышением его полномочий…».
И только днем 10 ноября послу поступило указание передать Кренцу поздравления Горбачева в связи с упразднением стены. «Как рассказал нам Кочемасов вечером того же дня, — вспоминает Кузьмин, — содержание послания было следующим: „Все сделано совершенно правильно. Так держать — энергично и уверенно!" Посол упомянул также о своем разговоре с Шеварднадзе, который сообщил, что Маргарет Тэтчер ругала Франсуа Миттерана за поддержку воссоединения Германии и будет сокращать британские войска в Западном Берлине и ФРГ, если развитие пойдет по этому пути, она звонила также Колю и советовала ему встретиться с Кренцем.
Самым важным для посла было то, что министр не высказал недовольства действиями (или бездействием) посольства, — отмечает резидент КГБ. — Однако была и щепотка соли. Шеварднадзе заявил: „У нас есть сведения, что военные что-то шевелятся. Никаких действий не предпринимать!"
Посол немедленно позвонил главнокомандующему ЗГВ генералу армии Снеткову и предложил ему „замереть и уйти в себя". Правда, Снетков категорически отрицал наличие у него или у его подчиненных противоположных намерений».
К этому времени уже больше полумиллиона жителей ГДР пересекли еще недавно смертельную черту Стены. В одну ночь на 10 ноября в Западный Берлин прошли 60 тысяч восточных немцев, 45 тысяч (!!!) к утру вернулись домой.
А 11 ноября на Западе побывали более миллиона жителей ГДР. За десять дней после 9 ноября полиция выдала 11 миллионов виз на посещение ФРГ и Западного Берлина.
Встречали восточных братьев шампанским, аплодисментами, объятиями и колоссальной, по меркам ГДР, суммой. Каждый, кто пересек Стену, получал от правительства ФРГ 100 западногерманских марок. Только за первых три дня было выдано 350 миллионов «приветственных денег».
© AP Photo, Lutz SchmidtВ критический момент существования ГДР Москва бросила Берлин один на один с судьбой. Восточногерманский генсек СЕПГ и его коллеги весь день 9 ноября звонили на Унтер-ден-Линден, в посольство СССР, чтоб узнать, одобряет ли ЦК и лично Горбачев решение открыть границы? Посол СССР в ГДР с забубенной фамилией Кочемасов не мог дозвониться даже до Шеварднадзе, не говоря уже о Горби. Кочемасова можно назвать символом отношения ЦК КПСС к своим восточногерманским марионеткам. Посла Кочемасова назначили при Андропове, в 1983 году. Уже тогда он был «сбитый летчик» — до этого Кочемасов 15 лет просидел в кресле председателя президиума центрального совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Горбачев оставил его на посту даже несмотря на то, что к моменту падения Берлинской стены Кочемасову перевалило за 70. По отзывам коллег, с которыми мне гораздо позже довелось его вспоминать, Кочемасов был классическим советским дуболомом. Весной 1989 года он потребовал от генсека Кренца запретить советским гражданам свободный проход в Западный Берлин. Кренц попытался сопротивляться: это ведь противоречило статусу СССР как союзной державы-победителя. Кочемасов нажал: советские, мол, бегут через ГДР на Запад при попустительстве гэдээровских пограничников. В эту ловушку попали и мы с братом: обер-лейтенант на границе повертел в руках наши служебные паспорта и объяснил на пальцах, что он-то не имеет ничего против, но Москва запретила переход советским туристам. Тут мы и достали разговорник, сочиненный нашей мамой — преподавателем немецкого для нас в дорогу, ведь языком Гете мы тогда владели максимально на уровне «17 мгновений весны». Разговорник же охватывал почти все случаи жизни и быта в Берлине: от заказа еды в ресторане до посадки в поезд. Вместе с офицером мы стали искать фразу, которая помогла бы нам уговорить его закрыть глаза на приказ Москвы. Старлей умилительно изучил содержимое и сказал на прекрасном русском языке: «Только быстро, и я вас не видел!» Так мы облапошили посла Кочемасова, но осадок от его тупого упорства остался. Однако и этого упорства послу не хватило на то, чтобы пробиться хотя бы к своему начальству с вопросом от генсека Кренца. Вопрос на самом деле был гамлетовским: стрелять или не стрелять? Но Москва молчала… Вечером, как вспоминает резидент КГБ в Восточном Берлине Иван Кузьмин в своих мемуарах 1993 года, посол крепко выпил и заснул мертвым сном. Конец холодной войны и падение Берлинской стены охранник исторических памятников просто тупо проспал. Резидент КГБ вспоминает: «Утром 9 ноября руководители ГДР настойчиво пытались узнать у советского посла и его заместителей, какой ответ последовал из Москвы. Однако их запросы оставались без ответа. Дело в том, что непрерывные попытки посла Кочемасова связаться как с министром Шеварднадзе, так и с главным политическим советником Горбачева Шахназаровым остались безуспешными. В этой ситуации примерно в полдень заместитель министра иностранных дел Абоимов выразил согласие с тем, чтобы Кочемасов дал Кренцу положительный ответ в связи с предложениями руководства ГДР о выезде ее граждан за границу. Со стороны Абоимова это было явным превышением его полномочий…». И только днем 10 ноября послу поступило указание передать Кренцу поздравления Горбачева в связи с упразднением стены. «Как рассказал нам Кочемасов вечером того же дня, — вспоминает Кузьмин, — содержание послания было следующим: „Все сделано совершенно правильно. Так держать — энергично и уверенно!" Посол упомянул также о своем разговоре с Шеварднадзе, который сообщил, что Маргарет Тэтчер ругала Франсуа Миттерана за поддержку воссоединения Германии и будет сокращать британские войска в Западном Берлине и ФРГ, если развитие пойдет по этому пути, она звонила также Колю и советовала ему встретиться с Кренцем. Самым важным для посла было то, что министр не высказал недовольства действиями (или бездействием) посольства, — отмечает резидент КГБ. — Однако была и щепотка соли. Шеварднадзе заявил: „У нас есть сведения, что военные что-то шевелятся. Никаких действий не предпринимать!" Посол немедленно позвонил главнокомандующему ЗГВ генералу армии Снеткову и предложил ему „замереть и уйти в себя". Правда, Снетков категорически отрицал наличие у него или у его подчиненных противоположных намерений». К этому времени уже больше полумиллиона жителей ГДР пересекли еще недавно смертельную черту Стены. В одну ночь на 10 ноября в Западный Берлин прошли 60 тысяч восточных немцев, 45 тысяч (!!!) к утру вернулись домой. А 11 ноября на Западе побывали более миллиона жителей ГДР. За десять дней после 9 ноября полиция выдала 11 миллионов виз на посещение ФРГ и Западного Берлина. Встречали восточных братьев шампанским, аплодисментами, объятиями и колоссальной, по меркам ГДР, суммой. Каждый, кто пересек Стену, получал от правительства ФРГ 100 западногерманских марок. Только за первых три дня было выдано 350 миллионов «приветственных денег».
Комментарии (0)