СМИ

“Колчак научил нас строить пехоту. Деникин — строить конницу, засуха учит строить сельское хозяйство. Таковы пути истории”.

И.В.Сталин, Письмо т. Демьяну Бедному 15 июля 1924 г.
Всем людям доброй воли известно, что большевики уничтожили русское крестьянство, что второе крепостное право большевизма (ВКПБ) загнало людей в колхозы и совхозы и тем самым разорило отечественное сельское хозяйство: разве может быть эффективно поставлена работа, когда “все вокруг колхозное, все вокруг мое”? – само собой нет. Твердая рука, тупое скопидомство и надменное мироедство – вот главный залог крестьянской и фермерской предприимчивости. Так скажет вам любой человек доброй воли.
Тем же, кому надоело это мрачное фэнтези, предлагаем прочесть настоящую статью, опубликованную в газете “Правда” 18 января 1949 года – в ней с необычайной живостью и знанием дела, со столь “несвойственным” большевикам патриотизмом описывается действительное положение вещей.
Об авторе: Рябов Иван Афанасьевич (1902-1958) - писатель, журналист. Член ВКП(б) с 1926. Учился в Тверской сов.-парт. школе (1922-24). С 1922 сотр. газ. в Тверской губ. и в Москве, в 1937-58 работал в ред. газ. "Правда". Член редколлегии ж. «Крокодил» (1948-58), «Наш современник» (1956-58). Автор очерков и фельетонов, лит.-критических статей.
«Марк Тихонович Жулинский, старший агроном МТС, приехав в колхоз «Большевистское знамя», первым делом пожелал посмотреть семена трав. Он задержался у амбара, в углу которого насыпан большой ворох, отливавший золотом. Погружая в этот ворох руку, агроном хвалил кладовщика за образцовое хранение семян люцерны, пересыпая свою речь крестьянскими афоризмами: «У кого семена — тот и хозяин», «Болей душой за семена», «Семя в амбаре, что ребенок в люльке». Касаясь собственно люцерны, агроном восклицал:
— Это, друзья мои, сокровище. Вы хорошо знаете, как трудно вырастить семена люцерны... Тот не агроном, кто не умеет выращивать люцерны! И вы, Трофим Иванович, — обратился Жулинский к колхозному агротехнику, сопровождавшему контролера по зернохранилищам, — вы научились этому искусству. Вы говорите, что вот в этом амбаре у вас 18 центнеров семян? И на мой глаз здесь не меньше будет... Впрочем, вы не представляете исключения по зоне. И в «Красном партизане», и в «Красном путиловце» у вашего коллеги, Марфы Глазковой, и в колхозе Кагановича, и в артели «XVII партсъезд» у товарища Соловьева видел я, видел это богатство. «Красный партизан»— тот колоссальную сумму получил за сданные в госфонд семена. Да что «Красный партизан» — это передовой колхоз по зоне, ему и карты в руки. А вот артель имени Тельмана, с которой мы так много бились, порадовала нас, наконец,—12 центнеров семян люцерны заложила на хранение. Свои семена, не покупные, не одолженные. Свой кряж. А свой семенной кряж, наш «деминский кряж» — это то, к чему мы стремимся!
Агротехник Седов слушал энергичную речь обычно сдержанного, даже скупого на слово человека, растроганный похвальным отзывом в его адрес. Не будь того смятения чувств, которое вызвало у молодого человека похвальное слово старшего агронома, не случилось бы, вероятно, с Седовым того, что произошло потом, когда, уже кончив осмотр амбаров, гость и хозяева направлялись к школьному дому, где было назначено очередное занятие мичуринского кружка.
— Скажите, Трофим Иванович,— поинтересовался агроном,— какие у вас компоненты в травосмесях?
— Злако-бобовые.
— Какой же компонент из злаковых многолетних трав?
— Пырей америк...
— Типун тебе на язык, Троша!
— Фу, ты, черт! — выругался агротехник. — Какой там американский пырей! Не американский, а мягкий...
— Вот именно, дружок. Терминология — не пустяки. В ином слове, в названии ином — целая история. Политика!
И старый агроном рассказал своему спутнику о том, что с пыреем в свое время произошло нечто сходное с историей другой травы — тимофеевки. Ссылаясь на книгу В. Р. Вильямса, агроном поведал о том, что в прошлом столетии семена «палошника» с их родины — русского Севера попали в Лондон, где привлекли внимание «королевского садовника» Тимотея, оценившего морозоустойчивость и высокое кормовое качество растения. Из Лондона «палошник» уже под названием «Тимофеевой травы» распространился по Северной Европе и возвратился на свою родину как... английская трава. Засим к Тимофеевой траве приложили свою руку американские пройдохи, именовавшие себя селекционерами и пожелавшие облагодетельствовать старушку-Европу плодами их спекулятивных махинаций. Американская торговля семенами граничила с таким мошенничеством, что европейским странам пришлось принимать решительные меры против экспорта из-за Атлантического океана.
— «Американский пырей». — заключил агроном,— также выдумка, легенда. Откажитесь, Трофим Иванович, от этого названья в интересах истины, а равно из чувства патриотизма. Знайте: многое, что создано русскими земледельцами, русскими мужиками и бабами, носило заграничные этикетки...
Сколько ни обворовывали нашу страну всякого рода кондотьеры из Америки и Европы, как ни помогали им в этом непотребном деле продажные шкуры, ротозеи и шляпы, обитавшие в департаментах, все же пальма первенства во многом оставалась за нашим отечеством и за его умным, простым, чистым, талантливым народом. Если, наконец, будет написана правдивая объективная история мирового земледелия, то на первых страницах ее почетное место должен занять опыт русских крестьян, которым обязаны своим происхождением многие сорта культурных растений. Что же касается летописи земледелия в наш двадцатый век, то здесь советская страна и ее земледельцы уже идут в авангарде сельскохозяйственной науки.
Травопольная система земледелия — вершина этой науки.
Только в социалистическом государстве может быть поставлено более рационально сельское хозяйство; только в социалистической стране перед человеком открываются безграничные возможности труда и творчества на земле и сама земля начинает служить человеку, подчиняться его воздействию, принимать те условия и требования, те законы, которые диктует культурный земледелец. Прогресс в земледелии немыслим в странах, где господствуют помещики и кулаки, где эксплуатация и хищничество возведены и естественный закон, где капиталистический разбой распространяется на все сущее на земле, где нет и не может быть настоящей заботы о восстановлении плодородия этой земли...
Большевикам досталось в наследство от старой России расстроенное сельское хозяйство с его хроническими недородами, рабской зависимостью от природы, трехполкой. Местность, о которой мы пишем, отражала в себе типичные черты старого земледелия. Все уже было в далеком прошлом — восторги императора Петра Первого, который, будучи в станице
Цымлянской и раскопав тростью местную землю, зело хвалил ее казакам, утверждая, что на ней будет расти виноград лучше, чем в рейнской долине; обильные урожаи, снимавшиеся на поднятой целине прапрадедами. Густые леса, полноводные реки—все это представлялось далекой сказкой горемычному обитателю «оскудевавшего центра», видевшего выжженную солнцем степь, обмелевшие реки, выпаханные поля, скудные урожаи... Край родной, земля отцов, разоренная капитализмом, становилась мачехой для крестьянина. Уподобляясь степному растению «перекати-поле», он с паспортом переселенца за пазухой отправлялся искать лучшую долю на бескрайных просторах империи. Хорошо известно, как трагически порой кончались эти поиски...
Большевики, придя к власти в большой стране, имели дело с «оскудевающим центром», с «потребляющей полосой», с засушливой зоной — со всем этим наследием старого режима и старого строя в русской деревне. Как подлинные революционеры, как новаторы и преобразователи, они объявили борьбу вековым врагам деревни и наряду с разгромом эксплуататоров взялись за ликвидацию засухи. Они учились и научились побеждать врага, будь он в образе царского генерала или в образе царя-голода. «Колчак научил нас строить пехоту. Деникин — строить конницу, засуха учит строить сельское хозяйство. Таковы пути истории». Так лаконично и образно писал в двадцатых годах товарищ Сталин. Коллективизация дала реальную возможность широкого внедрения травопольной системы в отечественное земледелие.
Зона деятельности Деминской МТС являет собой наглядный пример успеха травопольной системы, или, выражаясь по-крестьянски, травополья.
Мы познакомились со старшим агрономом МТС в его более чем скромном кабинетике в тот момент, когда этот до срока поседевший человек, без всякого понуждения сменивший большой город на эмтеэсовскую усадьбу, составлял свой ответ на одно из многочисленных писем, поступающих в адрес Деминки после того, как ее имя появилось в историческом документе.
«Нужно полагать, что у вас имеется большой опыт введения травопольных севооборотов,— запрашивал агронома доцент Ульяновского сельскохозяйственного института Ильин.— Мне хотелось бы узнать, под какие культуры колхозы вашей зоны подсевают травы: под озимые или яровые зерновые культуры? Производится ли у вас беспокровный посев трав или они хорошо удаются и под покровом? Под покров какой культуры вы считаете более полезным производить подсев трав в условиях засушливых областей? Введены ли в колхозах вашей МТС севообороты, рекомендованные лично академиком В. Р. Вильямсом?»
Агроном писал доценту в Ульяновск:
«Колхозы Деминской МТС подсевают травы под озимую и под яровую пшеницу. Под озимую пшеницу подсевают злаковый компонент— житняк ширококолосый осенью, одновременно с посевом озимой пшеницы; весною, как только можно производить работы в поле, подсевается синяя люцерна поперек рядов. Весною одновременно с яровой пшеницей часть колхозов высевает смесь трав злако-бобовых (житняк и люцерна).
Опыт наших колхозов убеждает, что посев житника под озимую пшеницу с осени дает лучшие результаты и для травостоя и для сбopa семян житняка, но люцерна при подсеве под озимую пшеницу удается хуже. Объяснить это, очевидно, можно тем, что озимая пшеница дает высокие урожаи. В засушливом для нашей зоны 1948 году в среднем получено 18,3 центнера с гектара, а в более благоприятные годы в ряде колхозов урожай озимой пшеницы достигает 30 центнеров с гектара. Такой мощный покров озимой пшеницы, очевидно, сказывается на развитии люцерны.
При подсеве же весной под яровую пшеницу получается наоборот — люцерна дает лучшие результаты и для травостоя и для сбора семян, чем житняк. Такое же положение наблюдается и при подсеве травосмеси пырея мягкого с люцерной.
Замечу: выполняя директиву февральского Пленума ЦК партии, мы налегаем на культуру яровой пшеницы...
Зона МТС имеет более четырех тысяч гектаров подпокровного посева многолетних трав, с которых мы выделяем семенники и получаем семена люцерны, житняка или пырея мягкого. В 1948 году, несмотря на большую в нашей зоне засуху, колхозы собрали более 150 центнеров семян люцерны и столько же житняка. В 1948 году произведены летние чистые посевы люцерны по черным парам на площади 75 гектаров по методу академика Т. Д. Лысенко. Всходы люцерны получились хорошие, в зиму пошли в росте до 20 сантиметров. В 11 колхозах люцерна по парам посеяна сплошным посевом, а в колхозе имени XVII партс’езда—широкорядным способом с междурядьем 60 сантиметров. В условиях засушливых областей, как показывает наш опыт, наиболее целесообразно подсевать злако-бобовую травосмесь под яровую пшеницу.
В большинстве колхозов введен десяти-польный севооборот. В каждом колхозе, кроме полевого севооборота, введен еще кормовой и прифермский севообороты...
Противники травополья путали передовых агрономов и колхозников тем, что в новом севообороте несколько сокращается посевная площадь зерновых культур. Стращали: «травопольщики обрекут на голодовку», «хлеба будет меньше», «игра не стоит свеч». Эти страхи оказались напрасными. Картину роста рисует таблица, показывающая динамику посевных площадей и валового сбора зерна по колхозам Деминской МТС (1936—1939 гг. — до введения севооборотов; 1940—1947 гг.-годы освоения севооборотов):