СМИ

Я приехал в Будапешт в пятницу, чтобы произнести речь на конференции популяризаторов христианства со всего мира. В последнюю минуту организаторы конференции предупредили некоторых из нас, что премьер-министр Венгрии Виктор Орбан (Viktor Orban) хотел бы встретиться с нами в частном порядке в конце этого мероприятия. Мы сели в автобус и направились во дворец Буда, в гостиной которого он нас принял. Я полагал, что это будет мимолетная протокольная встреча с приветствием и знакомством. Но нет! В числе группы был Джон О'Салливан (John O'Sullivan) и Филип Блонд (Philip Blond), имена которых хорошо знакомы англо-американским консерваторам.

Впрочем, кажется, Джон О'Салливан и я были единственными профессиональными журналистами в этом зале, так что это была не пресс-конференция. Я не знал, что нам предоставят возможность поговорить с премьер-министром Венгрии, помимо дежурного приветствия, и уж совсем не предполагал, что мы сможем задать ему вопросы. Поэтому я не готовился к интервью, и, как бы то ни было, у меня была возможность задать лишь один вопрос.

Я рассказываю об этом вам, чтобы вы не спрашивали меня, почему я не поставил перед Орбаном тот или иной острый вопрос относительно политики его правительства. Я прекрасно знаю, что он является противоречивой фигурой, что он совершал такие поступки и добивался таких политических целей, которые неоднозначно оцениваются по целому ряду причин. Однако нам выпала совершенно неожиданная возможность оказаться в присутствии одного из самых экстраординарных мировых лидеров нашего времени и понять, каковы его настроения.

Если Виктор Орбан известен вам исключительно из репортажей западных СМИ, вы можете решить, что он не иначе как мафиозный пахан. Виктор Орбан, с которым вы встретитесь лично, будет очень, очень отличаться от того Виктора Орбана, которого представляют своей публике американские СМИ. На встрече Орбан — который хорошо говорит по-английски — был энергичен, невероятно умен, остроумен, самокритичен, реалистичен, а порой почти по-боксерски защищал Венгрию и ее интересы. Орбан таков, каким самые большие поклонники Трампа хотели бы его видеть (но он не таков) и каким представляют Трампа его враги (но он не таков). Если бы Дональд Трамп обладал умом и навыками Виктора Орбана, то политическая обстановка в Соединенных Штатах значительно, весьма значительно отличалась бы от нынешней — к лучшему или к худшему, это уж зависит от вашей точки зрения.

Орбан начал нашу встречу с пространных оценок венгерской и европейской политики и роли его партии в ней. Он сказал, что, когда его избрали в 2010 году, перед ним стояла одна задача — спасти Венгрию от экономического краха. Ко времени переизбрания Орбана в 2014 году экономика была стабильна, и он охарактеризовал миссию своего второго срока так — «сказать то, что я думаю».

«Я понял в 2014 году, что я единственный свободный человек среди премьер-министров Европы», — сказал он, пояснив, что под эпитетом «свободный» он понимал то, что его поддерживает сильное единое парламентское большинство. Он добавил: «В нынешней западной политической жизни сейчас нельзя говорить то, что вы думаете».

Когда по Европе в 2015 году ударил миграционный кризис, Орбан, как известно, закрыл границы Венгрии для беженцев из стран Ближнего Востока. Орбан заявил, что Венгрия — это единственное правительство в Европе, которое отреагировало на кризис исходя из своих собственных интересов и интересов христианского мира в Европе. При населении в десять миллионов человек, в стране, где христианство, как и в других странах на европейском континенте, находится в уязвимом положении, венгры сделали вывод, что разрешение на въезд и проживание большого количества мусульман будет означать со временем гибель христианства.

Это вызвало возмущение у европейского политического класса. Орбану все равно. Он рассказал нашей группе, что он понимает, что имеет дело с элитой, считающей, что быть постхристианской, постнациональной цивилизацией — это прекрасно и великолепно. Орбану это претит. Он сказал, что главный политический вопрос на современном Западе — это вопрос о том, как неконтролируемые массы могут мирно сосуществовать друг с другом. Он заявил: «Здесь самая важная задача состоит в том, как не задаваться теми же вопросами, что и они».

Орбан подчеркнул, что Соединенное королевство и Франция были когда-то колониальными державами на Ближнем Востоке. Он добавил: «Однако Центральную Европу колонизировал Ближний Восток. Это факт». Он говорит об оккупации Венгрии Османской империей с 1541 по 1699 год. Орбан рассказал нашей группе, что зал, где мы сидели, был частью здания церкви, превращенной во время оккупации в мечеть.

Объясняя свое решение закрыть границы для въезда мусульманских беженцев, Орбан сказал, что чашу весов склонили разговоры с христианскими епископами на Ближнем Востоке. Орбан: «Что они сказали? "Не пускайте их. Остановите их"».

Христиане на Ближнем Востоке, рассказал Орбан, «могут рассказать вам, как закончит свое существование общество, которое вам придется делить с мусульманами».

Вместе с нами за столом сидел и слушал выступление премьер-министра сирийский православный архиепископ Никодим из Мосула, где христианское сообщество, появившееся здесь на несколько веков раньше ислама, подверглось жестокому преследованию ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в России, — прим. ред.). Архиепископ Никодим выступил, поблагодарив Орбана за то, что Венгрия сделала для преследуемых христиан. Никодим сказал, что сосуществование с мусульманами научило иракских христиан не ждать никакого милосердия. «Эти люди, если вы протянете им мизинец, захотят забрать все ваше тело», — заявил он.

«Трудность состоит в том, что западные страны не принимают нашего опыта, — продолжил священник. — Эти люди [мусульмане] подтолкнули нас к тому, что мы стали меньшинством на своей же собственной земле, а потом и беженцами на своей же собственной земле».
При правительстве Орбана Венгрия часто протягивает руку помощи преследуемым христианам. Архиепископ увещевал Орбана держаться курса, направленного на защиту христиан. В течение 16 лет, по его словам, иракские христиане умоляли западных лидеров помочь им. Обращаясь непосредственно к Орбану, Никодим сказал: «Никто не понимает нашу боль так, как вы».

Британский политический экономист Филип Блонд (Philip Blond) высказал премьер-министру предположение, что перед ним стоит миссия рехристианизации Европы. 56-летний Орбан, являющийся частью кальвинистского меньшинства страны, сказал, что миссия его поколения состояла в победе над коммунизмом. Религиозное возрождение — это задача миллениалов, сказал он.

Согласно результатам исследования 2017 года Центра Пью, несмотря на то что 59% взрослых граждан Венгрии говорят, что верят в Бога, ежедневно молятся лишь 16%. Как писал в нашем издании ранее в этом году проживающий в Венгрии журналист Уилл Коллинз (Will Collins), лишь 12% венгров ходят в церковь, а среди венгров младше 40 лет это количество значительно ниже. В моих протокольных интервью и кулуарных разговорах с венгерскими христианами в последние несколько дней у меня возникло острое чувство, что христианская вера стремительно сходит на нет среди молодежи, которая, как и их ровесники в бывшем советском блоке, намного больше тянется к западному материализму.

Орбан открыто говорил о посткоммунистическом состоянии религии в своей стране: «Это до сих пор не до конца выздоровевшее общество, — сказал он. — Оно до сих пор не вернулось в хорошую форму». Я спросил премьер-министра, видит ли он свидетельства «мягкого тоталитаризма», зарождающегося в современном западном обществе, и, если это так, то каковы основные уроки, которые могут поведать нам те, кто боролся с коммунизмом, о том, как можно распознать его и противостоять ему. Он сказал, что Советский Союз и его приспешники в Центральной Европе пытались создать новый вид человека, homo sovieticus. Для этого им пришлось уничтожить два источника самобытности: чувство национальности и христианскую религию. Чтобы выжить, рассказал Орбан, «мы должны укрепить нашу национальную и нашу христианскую идентичность. В этом все дело».

Западные народы решили создать постхристианское, постнациональное, мультикультурное общество. А народы Центральной Европы не принимали такого решения. По мнению Орбана, восстановление чувства национальной идентичности и христианской веры являются двумя сторонами одной задачи. Это попытка обратить вспять ущерб, причиненный коммунизмом. Опасность, очевидно, состоит в том, что христианство может лишиться своего духовного и морального содержания и наполниться национализмом. С другой стороны, если прохристианский политик, такой как Орбан, может, по меньшей мере, сохранить публичное пространство открытым и благожелательным по отношению к религиозным верованиям нации, то религиозные лидеры смогут попасть в пространство, которое создает политика, и вести там свои восстановительные работы.

Орбан сказал, что хочет, чтобы жители западного мира и те, кто разделяют эти ценности, приезжали в столицу Венгрии, где они смогут свободно делиться своими взглядами и заложить фундамент. «Я пытаюсь создать в Будапеште свободное пространство, — заявил он. — Пожалуйста, считайте Будапешт своего рода интеллектуальным домом».

На прошлой неделе правительство Орбана принимало здесь саммит по демографии. Рассказывая о нем, газета «Гардиан» (Guardian), как обычно, назвала Орбана «крайне правым» политиком. Орбан, безусловно, является националистом и популистом (и пользуется здесь популярностью), но презрительное изображение его как какого-то крайне правого экстремиста лишь демонстрирует то, насколько далеки либеральные западные СМИ от здравого смысла. Кому-то, разумеется, могут не нравиться его нелиберальные методы осуществления своих политических целей — и премьер-министр не отрицает, что он является нелиберальным демократом — но этот человек понимает, что его маленькая страна вступила в борьбу за национальное выживание против глобалистского, антихристианского мультикультурализма, пропагандируемого Брюсселем и другими западными столицами. В чем же конкретно он не прав?

Выражаясь в терминах современной американской консервативной политики, мне кажется, что партия и движение Виктора Орбана — это то, что можно было бы увидеть, если бы крыло Сохраба Ахмари (Sohrab Ahmari) получило правительственный мандат в дискуссии между Ахмари и Дэвидом Френчем (David French). Интегрализм Ахмари — далекий от классического либерализма Френча — очень непопулярен в Соединенных Штатах, являющихся поистине нацией плюрализма. Венгрия же в культурном и этническом отношении гораздо более однородна. Как нам сказал Орбан, одна из его целей состоит в том, чтобы гарантировать, что разрушающие западную политику вопросы никогда не возникли у него в стране. Опять же: разве он не прав в своем желании защитить Венгрию от дезинтеграции, порождаемой политикой либеральной идентичности в западном стиле? У Венгрии существует миллион проблем, но парижских пригородов, наполненных злыми и не желающими ассимилироваться мусульманскими иммигрантами, порочных институциональных битв, связанных с так называемыми «привилегиями для белых» и бесконечных драк в раздевалках и библиотеках, связанных с гендерной идеологией, среди них нет.