СМИ

Французский президент казался «наименее апологетически настроенным» кандидатом из тех, кто участвовал в первом туре выборов 2017 года. По сравнению с получавшей финансирование из России Марин Ле Пен (Marine Le Pen) на одном конце спектра и заканчивая радикальным левым Жаном-Люком Меланшоном (Jean-Luc M?lenchon) на другом Макрон казался образцом умеренности.

Кремль, должно быть, считал Макрона кандидатом, в наименьшей степени отвечавшим его интересам, недаром накануне голосования в последней отчаянной попытке сорвать кампанию они взломали серверы его партии «Вперед, Республика!». Москве не стоило так бояться.

Все начиналось довольно многообещающе. Несмотря на тревогу, которую породил на удивление ранний визит Владимира Путина во Францию в первые недели пребывания Макрона на посту президента, французский лидер на первых порах казался человеком сильного характера.

С тех пор, если честно, складывается довольно неоднозначная картина. Солидный мандат французского лидера в сочетании с неразумным стремлением «завоевать симпатии России» взяли верх над принципами — и над фактами.

Недавняя встреча Макрона с Путиным в Брегансоне накануне саммита G7 и сам по себе форум в Биаррице породили целый ряд утверждений о России, которые, согласны вы с ними или нет, просто-напросто противоречат друг другу.

Достаточно взять пару заявлений Макрона на саммите G7: он жестко критикует Россию за подавление протестов в Москве и призывает Кремль «следовать фундаментальным демократическим принципам». И в то же время идет на сближение, говоря, что «Россия и Европа [должны] вновь объединиться».

Стране, которая подвергает репрессиям собственных граждан, осмелившихся встать на защиту своих прав, к сожалению, не место в одной связке с Европой (и вообще нет уверенности, что это единство когда-либо существовало) — так диктует логика. Любопытно, осознает ли сам Макрон то, что его утверждения являются взаимоисключающими.

Голословные заявления Макрона о том, что «мы» «отталкиваем Россию от Европы», не подкрепленные никакими доказательствами (ведь по сути это отчуждение было спровоцировано действиями самой России), подкупят лишь тех, кто мало знает о России и неважно разбирается в международных отношениях. Но те, кто просто не поленится составить список недавних нарушений Россией международного права, поймут: эти утверждения противоречат действительности.

Диалог ради диалога — без принципов или конкретных целей — есть скользкий путь навстречу российским интересам. Франция уже сыграла важную роль в восстановлении России в Парламентской ассамблее Совета Европы в июне 2019 года. А во время традиционного выступления перед послами республики 27 августа Макрон пошел дальше, фактически освободив Россию от какой бы то ни было ответственности за замороженные конфликты на ее периферии.

Все ничего, если бы Макрон не оказался в роли первого среди равных в Европе. В то время как Ангела Меркель переживает закат своей карьеры, а все последние британские премьер-министры с головой ушли в Брексит (отвлекшись от него разве что на пару недель после покушения на Сергея Скрипаля), судьба и честолюбие помогли Макрону обрести дополнительный вес.

В любом случае, позиции Германии и Великобритании в отношении России оказались скомпрометированы историей с «Северным потоком — II» и ролью лондонского Сити в укрывании средств от российской преступной деятельности. Опасность заключается в том, что это французское влияние преобразуется в политику, которая, в свою очередь, приводит к снижению обороноспособности союзников и ставит их под удар — речь идет в частности об Украине и Грузии.

Противоречивую позицию Макрона в отношении России можно объяснить французской внешнеполитической традицией и высокомерием самого президента. То, что Франция признает роль России в архитектуре европейской безопасности от «Лиссабона до Владивостока» и уважает ее статус «великой державы» (пусть и самопровозглашенный), уже давно стало общим местом.

Сам Макрон символизирует более широкую тенденцию во французской политике и бизнесе — попытки наводить мосты с Кремлем независимо от того, насколько велика разделяющая их пропасть.

Кроме того, самолюбивый Макрон лелеет мечту о «возвращении Франции» и убежден, что это возможно только в случае возвращения России — как на европейскую арену, так и в качестве буфера против Китая. Это совершенно ясно прозвучало в речи, обращенной к послам.

Тот факт, что за последние 20 лет Владимиру Путину было протянуто великое множество оливковых ветвей, не обязательно означает, что стоит бросить все попытки идти на сближение, ведь будущее руководство Кремля может рано или поздно предложить какую-то значимую уступку. Зато он позволяет нам извлечь из происходящего вполне конкретные уроки и ответить на вопрос, почему Россия до сих пор пренебрежительно отклоняла протянутую ей руку — потому что «то, что ей нужно», несовместимо с устоявшимися западными концепциями европейской безопасности.

Предположение президента Франции о том, что он может найти способ вернуть Россию в лоно Европы (или вывести ее из тени…), ошибочно, потому что этого не хочет сама Россия, даже если утверждает обратное. И уж точно не на условиях ЕС. Когда лидеры «Большой семерки», такие как Дональд Трамп, беспечно призывают к возвращению России, они не уделяют достаточного внимания более широким стратегическим целям России. Вместо этого главный соблазн состоит в том, чтобы принять слова Путина на общих с другими главами государств пресс-конференциях за чистую монету.

Предпринимаемые Францией попытки наладить диалог с Москвой за отсутствием самодисциплины или предварительных условий чреваты тем, что она может пойти на поводу у незаконных российских интересов. Даже если Макрон к этому равнодушен, он может просто не осознавать, что в мире, где великие державы делят между собой сферы влияния, Франция обречена на поражение.