СМИ

© РИА Новости, Алехандро Мартинез Велез | Перейти в фотобанкИз-за пандемии психическое состояние людей, скорее всего, ухудшится. Но, с другой стороны, пандемия может подтолкнуть человечество к переоценке ценностей, считают специалисты. У нас появляется возможность произвести невиданные ранее изменения, трансформируя как общество, так и образ жизни каждого индивидуума.Когда в XVII веке Англия столкнулась с бубонной чумой, сэр Исаак Ньютон вынужден был бежать из Кембриджа, в котором учился, чтобы позаботиться о родительском доме в графстве Линкольншир. Семейство Ньютонов жило отнюдь не бедно; им принадлежал большой сад, где фруктовые деревья радовали глаз. Но в те лихие времена, перечеркнувшие весь привычный жизненный уклад, никакие социальные потрясения не смогли отвлечь Ньютона от научных размышлений. Вот почему именно в такой обстановке всего одно упавшее яблоко столь сильно запомнилось Ньютону в отличие от падений всех остальных яблок вместе взятых, которые он когда-либо видел. Получается, что закон тяготения оказался своеобразным подарком чумы. Итак, каким же образом влияет на людей нынешняя пандемия?
По-разному. Вообще, этот вопрос волнует нас всех. Кто-то, к примеру, заболел, кто-то переехал, кто-то потерял любимого человека или работу, кто-то обзавелся, скажем, котенком или развелся, кто-то поддался чревоугодию или, наоборот, стал больше заниматься спортом, а кто-то стал дольше принимать душ каждое утро или надевать каждый день одну и ту же одежду — словом, пандемия изменила поведение людей. Но каким образом? Когда мы получим ответы на все эти вопросы, обязательно наступит время, когда нам придется подвести итог — и, быть может, там, в графе «расходы» мы увидим нечто большее, чем седые волосы, располневшую фигуру и котенка? (Правда, котенок, все же, полезен.) Итак, какое психологическое воздействие оказала на наш образ жизни пандемия? Изменит ли она его радикально?
«Люди говорят о возвращении к нормальной жизни, но не думаю, что это произойдет быстро», — говорит специалист по исследованию пандемий в исторической перспективе Фрэнк Сноуден (Frank Snowden) из Йельского университета (он написал книгу «Эпидемии и общество: от Черной смерти до нашего времени»). Фрэнк Сноуден занимался изучением пандемий в течение сорока лет. И вот прошлой весной дело всей его жизни вдруг стало актуальным как никогда, — телефон Фрэнка разрывался от звонков: люди желали знать, может ли историческая наука пролить свет на covid-19? Он заразился коронавирусом.
Pantone) дали бы, скорее всего, название «хирургический синий». Более того, иммунная система может сработать даже после того, как человек вдруг увидел прохожего, идущего без защитной маски или даже, как обнаружила О'Донован, после того, как человек увидит во время сеанса в программе Zoom изображение кого-то постороннего без маски. Вдобавок, как отмечает О'Донован, не стоит забывать и о всяких правительственных постановлениях, которые имеют, как правило, широкий охват и часто меняются, — по этой причине человеку также часто приходится принимать решения, что лишь усиливает его неуверенность.
Кроме того, чувство неуверенности усиливается после того, как человек вдруг узнает о конкретных последствиях covid-19. По словам Фрэнка Сноудена, эта болезнь оказалась «совсем не такой простой, как это представлялось вначале» — covid-19 напоминает оборотня: в одних случаях эта болезнь напоминает респираторное заболевание, в других случаях — желудочно-кишечное, в третьем случае эта болезнь вообще способна вызывать расстройства сознания и когнитивные нарушения; у одних людей при этом заболевании проявляется множество симптомов, в то время как у многих других оно протекает бессимптомно. Большинство из нас вообще не может знать наверняка о том, заразились ли мы или нет. А незнание порождает навязчивое желание выискивать у себя симптомы. Однако анализ симптоматики, наоборот, вызывает, скорее, больше вопросов, чем рассеивает страхи; так, например: как отличить усталость от переутомления? Чем отличается обычный кашель от «непрерывного» кашля?
…Ифе О'Донован вздыхает — все-таки чувствуется усталость. Сейчас очень напряженное время для тех ученых, которые занимаются исследованием таких явлений как угроза и опасность, поэтому в настоящее время Ифе целиком и полностью ушла в работу. По ее мнению, реакция человеческого организма на состояние неопределенности «великолепна», — это если речь идет о способности человека мобилизоваться на борьбу с угрозой. Но О'Донован не радует тот факт, что человеческий организм, увы, плохо приспособлен к воздействию частых и продолжительных угроз. «Если человек находится в постоянной боеготовности, то это состояние способно в долгосрочной перспективе нанести организму вред: в результате ускоряется биологическое старение организма и увеличивается риск возрастных заболеваний», — поясняет Ифе О'Донован.
В обычной жизни по мере того, как человек пытается приспособиться к кризисной ситуации в отсутствие привычных для него ориентиров и привязанностей (школы, семьи, друзей, заведенного порядка и привычек), неопределенность проявляется совершенно по-разному. В результате мы видим, что искажаются привычные поведенческие ритмы (время, проведенное в одиночестве и в компании других людей, поездки на работу и даже отправка почты).
У человека, пока у него не выработалась новая поведенческая норма, развивается отчужденность. Даже простой вопрос «как дела?» подразумевает множество скрытых подтекстов (например, «вы заразны?»), причем на него, как правило, вам не дадут прямого ответа; скорее всего, сверхбдительный гражданин расскажет о какой-то подозрительно высокой температуре, которая, мол, была у него еще в феврале.
Специалист по истории эмоций Томас Диксон (Thomas Dixon) из Лондонского университета королевы Марии даже заявил следующее: когда разразилась пандемия, он вообще перестал открывать электронные письма, которые начинались с фразы «Надеюсь, это письмо застанет вас в добром здравии».
Эти, по выражению психотерапевта Филиппы Перри (Philippa Perry), традиционные «социальные танцы» (например, поиск места в кафе или автобусе) не исчезли, унося с собой возможность испытать чувство общности с окружающими; на смену им пришли, если можно так выразиться, «танцы отвержения». Перри думает, что, быть может, именно по этой причине она соскучилась по очередям в кафе «Pret a Manger». «Ведь нам всем приходилось ждать своей очереди, чтобы заплатить за сэндвичи, которые мы заказали. И это всё напоминало мне своего рода коллективное мероприятие, даже если я и не была знакома с остальными людьми, стоявшими в очереди».
И, напротив, во времена пандемии очереди превратились во что-то неестественное; теперь они, скорее, напоминают множество расставленных в правильном порядке существ, прокладывающих свой маршрут по схеме передвижения. Людям приходится сталкиваться с отторжением, например, когда какой-нибудь прохожий обходит вас стороной по обочине дороги, дабы соблюсти дистанцию, или же когда курьер по доставке в ответ на традиционное приветствие тут же убегает, лишь только заметит вас в дверях. При этом, по словам Филиппы Перри, рациональные доводы, разъясняющие нам причины, по которым один человек избегает другого, увы, не успокаивают. И чувство собственной отверженности остается.
Английское слово contangion («заражение») происходит от сочетания латинской приставки «из-за» и корня «прикосновение», поэтому неудивительно, что во время пандемии стали демонизироваться именно социальные контакты. Но чего нам это будет стоить? Нейробиологи Фрэнсис МакГлоун (Francis McGlone) и Мерл Фэрхерст (Merle Fairhurst) изучают нервные волокна, называемые С-тактильными афферентами, которые сосредоточены в труднодоступных зонах тела, таких как спина и плечи. Они объединяют социальные контакты в сложную систему вознаграждения, поэтому, когда человека гладят, трогают, обнимают или похлопывают, — в этот самый момент у него в организме выделяется окситоцин, снижается частота сердечных сокращений, а выработка кортизона подавляется. «Вот такой, еле заметный способ, позволяющий одному человеку поддерживать с другим близкие отношения», — поясняет Фрэнсис МакГлоун.
Однако МакГлоун беспокоится: «Повсюду приходится наблюдать изменения в поведении людей во время пандемии, а нервные волокна постоянно посылают нам сигналы — прикоснись, прикоснись, прикоснись!» В то время как одни люди, — особенно те, кто пребывают в изоляции с маленькими детьми, — имеют возможность чаще ощущать на себе соприкосновения, другие полностью лишены такой возможности. Мерл Фэрхерст проанализировала данные, собранные вместе с Фрэнсисом МакГлоуном в ходе широкомасштабного опроса, который они совместно ведут, начиная с мая нынешнего года, и обнаружила, что наибольшая вероятность подвергнуться негативному эмоциональному воздействию вследствие потери тактильного контакта присуща молодым людям. «Возраст — это важный фактор, который обуславливает состояние одиночества или депрессии», — утверждает Фэрхерст. Исчезновение связей между отдельными людьми, которые обеспечиваются при помощи тактильных контактов, создает «условия, способствующие депрессии, — а это подавленность, упадок сил, вялость».
«Человек превращается в ничто», — говорит Филиппа Перри. Защитные маски по большому счету делают нас всех безликими. Дезинфицирующее средство для рук — это, по сути, физический экран. Мерл Фэрхерст видит в нем «барьер», т. е. это «как если бы человек вообще не владел иностранным языком». И Филиппа Перри не единственная, кто акцентирует внимание на «барьерах в виде одежды, превращающих человека в ничто», — пижамах и спортивных костюмах. Каким-то образом регулярное ношение одежды заставляет человека воспринимать вообще любую одежду как метафору усталости. Одежда как бы усиливают нашу усталость и утяжеляет ее.

Тяжелым оказался удар по сфере культуры, он лишь усилил чувство дегуманизации. Профессор Эрик Кларк (Eric Clarke) из Уэдхем-Колледжа в Оксфорде, занимающийся исследованиями в области психологии музыки, руководил пением на одной из тупиковых улиц во время первого карантина, — это «воспринималось как своего рода спасательный круг»; но Кларку все же не доставало обычных музыкальных мероприятий — не хватало музыки на улицах и площадях. «Я чувствую разрушение и размывание моего эстетического „я", — говорит Кларк. — Когда я занимаюсь музыкой, то окружающий мир отходит все дальше и дальше на задний план». Но вот уже в течение нескольких месяцев на городских улицах мы не слышим ни музыки, ни аплодисментов уличным музыкантам. Теперь «мы все отделены от окружающего мира, словно рисовые зерна в пластиковом пакетике быстрого приготовления».
Во время пандемии covid-19 ничто так сильно не лишило нас душевного равновесия, как столкновение со смертью. Сейчас с пугающей быстротой растет число смертей. Но и перед самой смертью этих несчастных как бы приговаривают к изоляции. «У них буквально наблюдается деперсонализация, — говорит Фрэнк Сноуден, который во время пандемии потерял сестру. — Я не видел ее, и она оказалась оторвана от своей семьи… Пандемия разрывает узы и отдаляет людей друг от друга».
Из-за пандемии у людей на короткое время могло возникнуть ощущение, будто они и впрямь стали напоминать те пресловутые зерна риса в пластиковых пакетиках, о чем выше упомянул профессор Эрик Кларк. То же самое можно сказать о тех, кто разместил на Ютубе видео о самодельных пластиковых занавесках со специальными герметичными рукавами, через которые можно обнимать своих близких и не заразиться. «В работах, описывающих стихийные бедствия, говорится о формировании альтруистического сообщества, в котором у всех его членов рождается чувство общей судьбы, — комментирует профессор Джон Друри (John Drury) из Сассекского Университета, специализирующийся на психологии толпы. — Но это еще нужно доказать».
Теперь же, в дополнение к деперсонализации появляется обостренное чувство индивидуализма — это сложная комбинация чувств, благодаря которой человек, приобретая все больше и больше индивидуального, лишается персонального.
Индивидуализм все отчетливее проявляется также на международном и политическом уровнях; здесь можно вспомнить, например, выступление Дональда Трампа (Donald Trump) с предложением о выходе США из Всемирной организации здравоохранения. Трамп называл covid-19 выражениями «уханьский вирус» или «кунг-флу»; в этом чувствовался одновременно и расизм, и страх перед другим человеком, который, вероятно, был вызван пандемией. В Великобритании, Германии, Соединенных Штатах и в других странах наблюдается рост числа преступлений на почве расовой ненависти по отношению к представителям некоторых азиатских общин.
Осталось прибегнуть к компенсаторному поведению — может быть, вы это уже сделали. В противном случае, недостаточная компенсаторность способна лишь удлинить «вторую пандемию», т. е. психологические последствия первой, коронавирусной пандемии. Так, например, в Шотландии смертность от злоупотребления психоактивными веществами уже выросла на треть; [благотворительная организация] British Liver Trust сообщает о 500%-ном увеличении количества звонков по горячей линии; во всем мире резко выросло количество случаев семейного насилия.
Но даже самые незначительные поведенческие изменения, несущие позитивный заряд, способны привести к сильному положительному эффекту. Так, например, Мерл Фэрхерст стала чаще пользоваться духами и дольше мыть волосы — таким образом, по ее утверждению, происходит «прямая активация» С-тактильных афферентных нервов. Как показали данные научного исследования, проведенного Фэрхерст, «тот, кто больше помогает другим людям, не чувствует себя совсем одиноким». Фрэнк Сноуден смог выжить в изоляции отчасти благодаря группе своих школьных друзей, которые устраивали сеансы связи через Zoom; теперь они появляются в сети каждую неделю, несмотря на то, что не собирались вместе 56 лет. Томас Диксон вместе со своими детьми занимался рисованием. Джон Друри, «очень практичный человек», который всегда выходил за пределы своего жилища лишь в случае необходимости, теперь выходит на улицу «ради укрепления эмоционального и психического самочувствия».
«Человечество в прошлом уже сталкивалось с пандемиями, но все-таки мы выжили», — заметила Мерл Фэрхерст. Адаптироваться — значит выжить. Замечать признаки адаптации, пусть и еле заметные, — значит уважать и ценить человека.
И все-таки, изменит ли нас пандемия в долгосрочной перспективе?
Профессор Ифе О'Донован из Сан-Франциско, которая в течение многих лет занималась изучением посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), полагает, что и после covid-19 люди, скорее всего, опять столкнутся с ПТРС. Кроме того, из-за covid-19 будут пересмотрены критерии диагностики ПТСР. От 20% до 30% пациентов, попадающих в отделения интенсивной терапии, впоследствии страдают от ПТСР; но что же говорить о тех, кто опасается за свою жизнь в таких вовсе не безопасных в настоящее время местах, как например, продуктовый магазин и общественный транспорт! Может ли ПТСР быть спровоцирован обычным прохожим, который идет рядом с вами, кашляет и никак не может прокашляться? Врачам известны случаи, когда в 2003 году пациенты вылечивались от респираторного вирусного заболевания («атипичной пневмонии» — SARS), однако после этого им пришлось на протяжении более десяти лет проходить курс лечения от посттравматического стресса. «У нас работы много», — резюмирует Ифе О'Донован.
Кроме того, существует вероятность того, что страхи перед covid-19 сохранятся и после самой пандемии. С одной стороны, Джон Друри полагает, что люди заново с легкостью научатся поведению в толпе. Но как долго они еще будут бояться толпы — вот проблема! Друри отмечает, что после взрывов в Лондоне в 2005 году уровень террористической угрозы снизился, и люди опять стали путешествовать. Но летом 2020 года, когда британское правительство призывало всех возвратиться в свои офисы на рабочие места, многие люди сопротивлялись. «Им казалось… что опасность никуда не исчезла». Последствия пандемии будут зависеть от того, насколько люди будут чувствовать себя защищенными. При этом, чем больше у людей будет диагностироваться «системное воспаление» из-за активации их биологической реакции на стрессоры, тем более чувствительными они будут к воспринимаемым социальным угрозам.
Поэтому неудивительно, что по своим эмоциональным последствиям, как утверждает специалист по истории эмоций Томас Диксон, нынешняя пандемия «сродни мировой войне». «Я полагаю, что нас ждет глобальная рецессия. Нам придется пройти через страдания, сталкиваться с неравенством и бедностью. Пандемия — событие планетарного масштаба, которое сопровождается значительной эмоциональной встряской, и мне кажется, что во времена потрясений диапазон эмоциональных реакций людей меняется», — утверждает Томас Диксон. Он полагает, что после пандемии и ее осложнений у людей сформируется «более устойчивая и, возможно, более сдержанная и менее эмоциональная манера поведения».
Фрэнк Сноуден добавляет: «Нет худа без добра. Возможно, в результате [пандемии] мы полностью трансформируем нашу систему здравоохранения так, чтобы в ней уделялось должное внимание не только физическому, но психическому здоровью граждан. Вполне вероятно, что [пандемия] поможет нам переосмыслить роль медицины вообще».
И, вполне возможно, пандемия даст нам возможность взглянуть на самые обычные вещи по-новому, как это было однажды в прошлом — в том саду, где Ньютон наблюдал за яблоком. Сложно себе представить, чтобы работники и после вакцинации могли трудиться как прежде. Во многих городах вносятся изменения в схему движения и не разрешают использовать автомобили. Концепцию Карлоса Морены (Carlos Moreno) «город в 15-минутной доступности» практически постоянно обсуждают в эфире везде — на огромном пространстве от Парижа до Буэнос-Айреса. В конце XIX века в больницах Англии стали устанавливать телефоны, чтобы пациенты, страдавшие от скарлатины, побольше общались с родственниками; и это новшество прижилось. С наступлением пандемии коронавируса роль отдушины стали выполнять программы FaceTime и Zoom — они предложили удаленный канал связи (правда, если некоторые встречи все-таки будут проводиться в обычном режиме, то здесь нам придется заново учиться общению, ведь нам не удастся воспользоваться подсказками Zoom).
«Можно расценивать нынешнюю пандемию как движущую силу, побуждающую нас к переменам», — говорит Александр Уайт (Alexandre White) из Университета Джона Хопкинса. Уайт выступал в поддержку принятия в США универсального закона о здравоохранении, «чтобы не только повысить качество лечения пациентов вне зависимости от их социального происхождения, но в первую очередь свести к минимуму экономическое и социальное неравенство, а также неравноправие при доступе к медицине. И условия для всего этого есть».
Мы должны понимать, что во времена пандемии перед нами также открываются и новые возможности — и это главное. Да, трудности и утраты неминуемы. Но, в то же время, у нас появляется возможность произвести невиданные ранее изменения, трансформируя не только общество, но также образ жизни и привычки каждого отдельного индивидуума. В течение нескольких месяцев каждому из нас пришлось какое-то время побыть наедине с самим собой. Теперь мы будем еще больше ценить те простые вещи, которых раньше не ценили, и радоваться самым обычным мелочам, которые помогли нам пережить трудные времена, — пусть даже это будет вкус свежего яблока. А вдруг всё это поможет нам разобраться в самих себе?