© РИА Новости, Илья Питалев | Перейти в фотобанкАнтрополог Филипп Дескола* сравнивает капитализм с вирусом, который продолжает распространяться, как эпидемия: пусть он и не убивает напрямую своих носителей, но в долгосрочной перспективе он губит условия жизни всех обитателей Земли. Нужно радикально менять наш образ жизни.Антрополог и специалист по племенам экваториальной Амазонии Филипп Дескола является профессором и заведующим кафедрой природной антропологии Коллеж де Франс.
«Монд»: Почему нынешняя мировая пандемия представляет собой «тотальный социальный факт», как говорил один из основоположников антропологии Марсель Мосс?Филипп Дескола: Тотальный социальный факт — это некое образование или событие, которое приводит в движение общество, заставляет проявиться его рычаги и ценности, которые относятся к его глубинной сущности. В этом плане пандемия представляет собой реактив, который в силу своего мирового характера концентрирует в себе не особенности какого-то отдельного общества, а определенные черты господствующей в современном мире системы постиндустриального капитализма.
О чем именно идет речь? Прежде всего, это беспрецедентная деградация и сокращение слабо подверженных человеческому воздействию территорий в связи с экстенсивным животноводством, промышленным сельским хозяйством, внутренней колонизацией, добычей полезных ископаемых и энергоносителей. Из-за такой ситуации являющиеся резервуарами патогенов дикие виды стали гораздо интенсивнее контактировать с людьми, которые, в свою очередь, живут в намного более стесненных условиях. Крупные пандемии создаются болезнями, которые передаются от вида к виду, и их распространение таким образом в значительной мере связано с экологическими потрясениями.
Второй момент: проявившееся на фоне кризисной ситуации сохранение неравенства внутри стран и между странами, в связи с чем последствия серьезно отличаются в зависимости от социально-экономической обстановки. Пандемия позволяет проверить вывод антрополога Дэвида Грэбера о том, что чем полезнее та или иная профессия для общества, тем меньше зарплата и престиж. Внезапно все мы осознаем ключевую важность людей, которые лечат нас, снабжают питанием, вывозят мусор, первыми подвергая себя опасности заразиться.
Третий момент: скорость распространения пандемии. В том, что инфекционные заболевания облетают всю Землю, нет ничего нового, но скорость процесса в данном случае привлекает внимание к существующей форме глобализации, которая, судя по всему, полностью направляется невидимой рукой рынка, то есть опирается на правило скорейшей выгоды. На фоне нынешнего дефицита масок, лекарственных средств и тестов в глаза бросается международное разделение производства, основанное на двух упущениях: экологическая цена транспортировки товаров и необходимость для общества локального разделения труда, в котором должны быть представлены все сферы знания.
— Кризис связан с опустошением планеты или нужно считать, что эпидемии еще с дочеловеческих времен являются частью истории, и что человеку нужно вести себя скромнее?— Как специалист по Америке я прошел через болезненное осознание той цены, которую пришлось заплатить индейским племенам после контакта с принесенными европейскими колонизаторами инфекционными заболеваниями: с XVI по XVIII век в некоторых регионах погибло до 90% населения. Эпидемии сопровождают нас с самого начала расселения людей. В связи с развитием социального государства в Европе с конца XIX века пользующиеся его благами люди забыли, что риски и неопределенность до сих пор остаются неотъемлемой частью нашей общей судьбы.
— Почему современный капитализм стал, по вашим словам, «мировым вирусом»? Разве вся вина лежит на капитализме, учитывая, что эти пандемии, судя по всему, не в последнюю очередь связаны с рынками животных и традиционной китайской медициной?— Вирус — это паразит, который размножается, нанося вред носителю, вплоть до его смерти. Именно это делает капитализм с Землей с начала промышленной революции, долгое время не осознавая этого. Сейчас мы это понимаем, но, судя по всему, боимся лекарства, хотя оно нам известно: речь идет о радикальном изменении нашего образа жизни.
Без сомнения, традиционные китайские рынки способствуют исчезновению панголинов и носорогов. Но питающие их контрабандные сети работают в рамках чисто капиталистической логики. А дикий капитализм китайских и малазийских лесозаготовительных компаний в Индонезии тесно переплетается с плантациями масличных пальм и агропромом.
Против этой модели выступает коренное население Борнео (и многих других регионов мира). Эти люди защищают свою землю от вырубки лесов. Капитализм зародился в Европе, но у него нет этнического определения. И он продолжает распространяться как эпидемия: пусть он и не убивает напрямую своих носителей, он в долгосрочной перспективе губит условия жизни всех обитателей Земли. Мы стали вирусом для планеты.
— Становится ли кризис поводом иначе взглянуть на отношения культуры и природы, между людьми и другими видами? Или же мы будем наоборот стараться еще больше дистанцироваться от них из-за угрозы передачи заболеваний?— На рубеже XVII века в Европе начали формироваться «натуралистические» взгляды с опорой на идею о том, что люди живут в оторванном от всех остальных видов мире. Этот мир мог быть объектом научных исследований, неограниченным ресурсом, резервуаром символов. Эта психологическая революция стала одной из причин безудержной эксплуатации природы промышленным капитализмом, но как бы то ни было, она заставила нас забыть о том, что цепь жизни состоит из связанных звеньев (некоторые из них, кстати, не являются живыми) и что мы не можем абстрагироваться от мира по одному лишь нашему желанию. Кстати, понятие «мы» не имеет здесь особого смысла, если подумать о том, что микрофлора каждого из «нас» состоит из триллионов «их» или что создаваемой мной сегодня углекислый газ будет влиять на климат и через тысячу лет. Вирусы, микроорганизмы, животные и растения, которые мы изменили на протяжение тысячелетий, участвуют вместе с нами в иногда трагическом банкете жизни. Было бы абсурдом думать, что от всего этого можно абстрагироваться и жить в пузыре.
— Коренные народы Амазонии закрываются, рассеиваются и замыкаются в себе, чтобы избежать эпидемии. Следует ли нам тоже укрыться за границами и нациями? Стало ли все это концом не только глобализации, но и космополитизма?— Если рассматривать космополитизм через социологическую призму Ульриха Бека, то есть как осознание значительной частью человечества того факта, что у него общая судьба, поскольку все подвержены одним рискам, становится ясно, что закрытие границ — иллюзорная мера. Возможно, это замедлит распространение covid-19, но не помешает потенциальной новой инфекции появиться в другом месте.
К тому же это не остановит чернобыльское облако или подъем моря. Хотя некоторые амазонские индейцы имеют возможность не дать другим людям проникнуть на их территорию, поскольку они являются носителями болезней или золотоискателями, они гораздо приветливее по отношению к известным им другим видам. Именно в этом направлении и может развиваться понятие «космополитизм». Не как продолжение кантовского проекта по формированию всеобщих правил, посредством которых все люди, вне зависимости от их местонахождения, могли вести цивилизованную и мирную жизнь.
Политика Земли как общего дома, который принадлежит не одним лишь людям. Это подразумевает революцию политического мышления таких же масштабов, как при философах Просвещения и мыслителях социализма. Уже сейчас наблюдаются предпосылки к ней.
В некоторых странах был присвоен статус юридического лица определенным средам жизни (горы, водоемы, территории) так, чтобы их интересы могли быть защищены посредниками, чье благополучие зависит от них. В некоторых других странах, в том числе во Франции, небольшие коллективы отделились от общего течения по присвоению природы и общих благ, которое характеризует развитие Европы и мира с конца XVI века. Они делают упор на солидарности видов, самоопределении в среде, заботе о других и равновесии жизненного ритма, а не на соперничестве, присвоении и максимальной эксплуатации ресурсов Земли. Именно так выглядит настоящий космополитизм.
— Наблюдаем ли мы антропологический поворот во французском мышлении с приходом поколения, которое училось у Брюно Латура и у вас и не делает кардинальных отличий между людьми и другими видами?— При желании это можно назвать антропологическим поворотом, если добавить, что, как ни парадоксально, антропология стала менее антропоцентрической, поскольку перестала сводить другие виды к функции окружения и ограничивать их свойства и стремления взглядами людей на них. Один из способов добиться этого заключается в введении других видов и объектов в качестве полноправных актеров на сцене социологического анализа, а не, как обычно, марионеток, которыми управляет кто-то другой.
Все это идет вразрез с несколькими веками идеологии исключительности человека, из-за которой для нас стало немыслимым, что машины, горы и микробы могут рассматриваться независимо. Для этого нужно относиться к ним как «тотальному социальному факту», то есть как к планете, вокруг которой вращается несколько спутников. Я называю это антропологией природы.
— Сейчас много говорят о мире, который наступит «потом», недостаточно думая о настоящем. Что можно и нужно изменить в первую очередь?— Помечтаем: введение общего безусловного дохода, распространение гражданских конвенций, экологический налог пропорционально выбросам углекислого газа, налогообложение экологических последствий производства и транспортировки товаров и услуг, распространение практики наделения жизненных сред юридическим статусом и т.д.
* Ученик Клода Леви-Стросса и обладатель золотой медали Национального центра научных исследований за совокупность своих работ. Он занимается сравнительной антропологией отношений между людьми и другими существами, которая стала революцией как для гуманитарных наук, так и для современной экологии, о чем свидетельствуют книги «За границей природы и культуры» (2005) и «Состав миров» (2014).
© РИА Новости, Илья Питалев | Перейти в фотобанкАнтрополог Филипп Дескола* сравнивает капитализм с вирусом, который продолжает распространяться, как эпидемия: пусть он и не убивает напрямую своих носителей, но в долгосрочной перспективе он губит условия жизни всех обитателей Земли. Нужно радикально менять наш образ жизни.Антрополог и специалист по племенам экваториальной Амазонии Филипп Дескола является профессором и заведующим кафедрой природной антропологии Коллеж де Франс. «Монд»: Почему нынешняя мировая пандемия представляет собой «тотальный социальный факт», как говорил один из основоположников антропологии Марсель Мосс? Филипп Дескола: Тотальный социальный факт — это некое образование или событие, которое приводит в движение общество, заставляет проявиться его рычаги и ценности, которые относятся к его глубинной сущности. В этом плане пандемия представляет собой реактив, который в силу своего мирового характера концентрирует в себе не особенности какого-то отдельного общества, а определенные черты господствующей в современном мире системы постиндустриального капитализма. О чем именно идет речь? Прежде всего, это беспрецедентная деградация и сокращение слабо подверженных человеческому воздействию территорий в связи с экстенсивным животноводством, промышленным сельским хозяйством, внутренней колонизацией, добычей полезных ископаемых и энергоносителей. Из-за такой ситуации являющиеся резервуарами патогенов дикие виды стали гораздо интенсивнее контактировать с людьми, которые, в свою очередь, живут в намного более стесненных условиях. Крупные пандемии создаются болезнями, которые передаются от вида к виду, и их распространение таким образом в значительной мере связано с экологическими потрясениями. Второй момент: проявившееся на фоне кризисной ситуации сохранение неравенства внутри стран и между странами, в связи с чем последствия серьезно отличаются в зависимости от социально-экономической обстановки. Пандемия позволяет проверить вывод антрополога Дэвида Грэбера о том, что чем полезнее та или иная профессия для общества, тем меньше зарплата и престиж. Внезапно все мы осознаем ключевую важность людей, которые лечат нас, снабжают питанием, вывозят мусор, первыми подвергая себя опасности заразиться. Третий момент: скорость распространения пандемии. В том, что инфекционные заболевания облетают всю Землю, нет ничего нового, но скорость процесса в данном случае привлекает внимание к существующей форме глобализации, которая, судя по всему, полностью направляется невидимой рукой рынка, то есть опирается на правило скорейшей выгоды. На фоне нынешнего дефицита масок, лекарственных средств и тестов в глаза бросается международное разделение производства, основанное на двух упущениях: экологическая цена транспортировки товаров и необходимость для общества локального разделения труда, в котором должны быть представлены все сферы знания. — Кризис связан с опустошением планеты или нужно считать, что эпидемии еще с дочеловеческих времен являются частью истории, и что человеку нужно вести себя скромнее? — Как специалист по Америке я прошел через болезненное осознание той цены, которую пришлось заплатить индейским племенам после контакта с принесенными европейскими колонизаторами инфекционными заболеваниями: с XVI по XVIII век в некоторых регионах погибло до 90% населения. Эпидемии сопровождают нас с самого начала расселения людей. В связи с развитием социального государства в Европе с конца XIX века пользующиеся его благами люди забыли, что риски и неопределенность до сих пор остаются неотъемлемой частью нашей общей судьбы. — Почему современный капитализм стал, по вашим словам, «мировым вирусом»? Разве вся вина лежит на капитализме, учитывая, что эти пандемии, судя по всему, не в последнюю очередь связаны с рынками животных и традиционной китайской медициной? — Вирус — это паразит, который размножается, нанося вред носителю, вплоть до его смерти. Именно это делает капитализм с Землей с начала промышленной революции, долгое время не осознавая этого. Сейчас мы это понимаем, но, судя по всему, боимся лекарства, хотя оно нам известно: речь идет о радикальном изменении нашего образа жизни. Без сомнения, традиционные китайские рынки способствуют исчезновению панголинов и носорогов. Но питающие их контрабандные сети работают в рамках чисто капиталистической логики. А дикий капитализм китайских и малазийских лесозаготовительных компаний в Индонезии тесно переплетается с плантациями масличных пальм и агропромом. Против этой модели выступает коренное население Борнео (и многих других регионов мира). Эти люди защищают свою землю от вырубки лесов. Капитализм зародился в Европе, но у него нет этнического определения. И он продолжает распространяться как эпидемия: пусть он и не убивает напрямую своих носителей, он в долгосрочной перспективе губит условия жизни всех обитателей Земли. Мы стали вирусом для планеты. — Становится ли кризис поводом иначе взглянуть на отношения культуры и природы, между людьми и другими видами? Или же мы будем наоборот стараться еще больше дистанцироваться от них из-за угрозы передачи заболеваний? — На рубеже XVII века в Европе начали формироваться «натуралистические» взгляды с опорой на идею о том, что люди живут в оторванном от всех остальных видов мире. Этот мир мог быть объектом научных исследований, неограниченным ресурсом, резервуаром символов. Эта психологическая революция стала одной из причин безудержной эксплуатации природы промышленным капитализмом, но как бы то ни было, она заставила нас забыть о том, что цепь жизни состоит из связанных звеньев (некоторые из них, кстати, не являются живыми) и что мы не можем абстрагироваться от мира по одному лишь нашему желанию. Кстати, понятие «мы» не имеет здесь особого смысла, если подумать о том, что микрофлора каждого из «нас» состоит из триллионов «их» или что создаваемой мной сегодня углекислый газ будет влиять на климат и через тысячу лет. Вирусы, микроорганизмы, животные и растения, которые мы изменили на протяжение тысячелетий, участвуют вместе с нами в иногда трагическом банкете жизни. Было бы абсурдом думать, что от всего этого можно абстрагироваться и жить в пузыре. — Коренные народы Амазонии закрываются, рассеиваются и замыкаются в себе, чтобы избежать эпидемии. Следует ли нам тоже укрыться за границами и нациями? Стало ли все это концом не только глобализации, но и космополитизма? — Если рассматривать космополитизм через социологическую призму Ульриха Бека, то есть как осознание значительной частью человечества того факта, что у него общая судьба, поскольку все подвержены одним рискам, становится ясно, что закрытие границ — иллюзорная мера. Возможно, это замедлит распространение covid-19, но не помешает потенциальной новой инфекции появиться в другом месте. К тому же это не остановит чернобыльское облако или подъем моря. Хотя некоторые амазонские индейцы имеют возможность не дать другим людям проникнуть на их территорию, поскольку они являются носителями болезней или золотоискателями, они гораздо приветливее по отношению к известным им другим видам. Именно в этом направлении и может развиваться понятие «космополитизм». Не как продолжение кантовского проекта по формированию всеобщих правил, посредством которых все люди, вне зависимости от их местонахождения, могли вести цивилизованную и мирную жизнь. Политика Земли как общего дома, который принадлежит не одним лишь людям. Это подразумевает революцию политического мышления таких же масштабов, как при философах Просвещения и мыслителях социализма. Уже сейчас наблюдаются предпосылки к ней. В некоторых странах был присвоен статус юридического лица определенным средам жизни (горы, водоемы, территории) так, чтобы их интересы могли быть защищены посредниками, чье благополучие зависит от них. В некоторых других странах, в том числе во Франции, небольшие коллективы отделились от общего течения по присвоению природы и общих благ, которое характеризует развитие Европы и мира с конца XVI века. Они делают упор на солидарности видов, самоопределении в среде, заботе о других и равновесии жизненного ритма, а не на соперничестве, присвоении и максимальной эксплуатации ресурсов Земли. Именно так выглядит настоящий космополитизм. — Наблюдаем ли мы антропологический поворот во французском мышлении с приходом поколения, которое училось у Брюно Латура и у вас и не делает кардинальных отличий между людьми и другими видами? — При желании это можно назвать антропологическим поворотом, если добавить, что, как ни парадоксально, антропология стала менее антропоцентрической, поскольку перестала сводить другие виды к функции окружения и ограничивать их свойства и стремления взглядами людей на них. Один из способов добиться этого заключается в введении других видов и объектов в качестве полноправных актеров на сцене социологического анализа, а не, как обычно, марионеток, которыми управляет кто-то другой. Все это идет вразрез с несколькими веками идеологии исключительности человека, из-за которой для нас стало немыслимым, что машины, горы и микробы могут рассматриваться независимо. Для этого нужно относиться к ним как «тотальному социальному факту», то есть как к планете, вокруг которой вращается несколько спутников. Я называю это антропологией природы. — Сейчас много говорят о мире, который наступит «потом», недостаточно думая о настоящем. Что можно и нужно изменить в первую очередь? — Помечтаем: введение общего безусловного дохода, распространение гражданских конвенций, экологический налог пропорционально выбросам углекислого газа, налогообложение экологических последствий производства и транспортировки товаров и услуг, распространение практики наделения жизненных сред юридическим статусом и т.д. * Ученик Клода Леви-Стросса и обладатель золотой медали Национального центра научных исследований за совокупность своих работ. Он занимается сравнительной антропологией отношений между людьми и другими существами, которая стала революцией как для гуманитарных наук, так и для современной экологии, о чем свидетельствуют книги «За границей
Комментарии (0)