© РИА Новости, Алексей Куденко | Перейти в фотобанкБританское научное издание рассказывает о новой книге «Совесть. Происхождение нравственного восприятия». Автор книги утверждает, что у нас «не было бы нравственных установок ни по каким вопросам, не будь мы социальны». Сам факт наличия у нас совести связан с тем, как эволюция формировала наши нейробиологические особенности для жизни в обществе.Что такое наша совесть, и откуда она берется? В своей хорошо написанной книге «Совесть. Происхождение нравственного восприятия» (Conscience: The Origins of Moral Intuition) Патришия Черчленд (Patricia Churchland) утверждает, что у нас «не было бы нравственных установок ни по каким вопросам, не будь мы социальны».
Сам факт наличия у нас совести связан с тем, как эволюция формировала наши нейробиологические особенности для жизни в обществе. Мы судим о том, что правильно, а что неправильно, используя чувства, которые толкают нас в верном направлении, а также прибегая к суждениям, которые превращают эти позывы в действия. Такие суждения обычно отражают «некий стандарт группы, к которой личность чувствует себя привязанной». Такое представление о совести как о нейробиологической способности усвоения общественных норм отличается от чисто философских оценок того, как и почему мы отличаем правильное от неправильного, добро от зла.
В эволюционной биологии существует идея о том (ее, в частности, отстаивает теоретик Брет Вайнштайн (Bret Weinstein)), что способность к нравственным дебатам имеет социальную функцию, объединяя группы вне зависимости от обсуждаемых тем и их абстрактной нравственной «правильности». Более того, многие из наших моральных правил, скажем, убеждение в том, что нельзя предавать друзей и бросать детей, явно формируются под воздействием естественного отбора, оптимизируя нашу способность жить в составе групп. Другие правила, например, соблюдение принципа взаимности, похожи. Мы ощущаем настоятельную необходимость ответить в будущем тем же, если кто-то подарил нам подарок или накормил.
Черчленд вкратце рассказывает о том, как другие приматы, такие как шимпанзе, тоже демонстрируют то, что напоминает совесть. Их поведение изучал приматолог Франс де Вааль (Frans de Waal). По его словам, они вместе добиваются общих целей, делятся едой, усыновляют сирот и горюют по умершим. Черчленд считает, что такие примеры указывают на эволюционное происхождение человеческой совести.
Чтобы подтвердить свои аргументы, она для начала сосредоточила внимание на связях между матерями и детьми. По мнению автора, эти отношения в процессе эволюции развивались, распространяясь на более далеких родственников и друзей. Совесть очень важна для нашей способности сохранять такую привязанность и получать от нее пользу. Черчленд пишет: «Привязанность порождает заботу, забота порождает совесть». Следовательно, способность сформулировать нравственные нормы и соблюдать их возникает из необходимости находить практические решения социальных проблем. Нашу совесть укрепляют социальные стимулы. Например, к нам будут относиться неодобрительно, если мы лжем, и положительно, если мы ведем себя учтиво. Следовательно, как считает Черчленд, совесть подразумевает «усвоение стандартов общины».
Совестливость — это не всегда хорошо. Мы восхищаемся американским аболиционистом 19 века Джоном Брауном (John Brown) за его борьбу против рабства; однако некоторые люди сомневаются в правильности его позиции, так как он считал, что единственный способ противодействия такому пороку как рабство это вооруженный бунт. Мы с отвращением смотрим на экстремистов, которые убивают людей в мечетях и взрывают бомбы в церквях во имя своей «совести». Совесть это сложное понятие, а правила морали (например, против убийства) сами по себе не являются тем, что кодирует в наших ДНК нейробиология. Черчленд исследует близкие к этому темы, включая отсутствие совести как антиобщественное расстройство личности, и ее избыток, который бывает у тех, кто с чрезмерной скрупулезностью следует моральным заповедям религии.
Черчленд также резко критикует состояние дел в ее научной области. Она недовольна изолированностью академической философии, которой «не хватает житейской мудрости, вытесненной либо бесконечными колебаниями, либо непоколебимой приверженностью к любимой идеологии». Черчленд развенчивает философов нравов, которые считают, что моральные правила можно полностью отделить от биологии, и положить в их основу одни только логические построения. Она называет опровержимым положение о том, что нравственность не может иметь должной философской основы, если она не универсальна. Черчленд отмечает, что многолетние попытки вывести универсальные правила не увенчались успехом. И наконец, она показывает, что большинство нравственных дилемм ничем иным не являются: это просто дилеммы, в которых невозможно удовлетворить все требования, и которые ставят, казалось бы, универсальные принципы в противоречие друг с другом.
Такие проблемы могут показаться непреодолимыми тем, кто считает, что моральные правила можно возвести в абсолют, основываясь на одних только нравственных суждениях и отключив их от реальной жизни, как будто ими движет просто некая философская логика. Но как отмечает Черчленд, «нельзя получить нравственность из простого отсутствия противоречий».
Она также не видит особой пользы в прагматиках-утилитаристах с их простыми расчетами, в которых они складывают добро, добиваясь самой большой суммы. Черчленд совершенно правильно замечает, что жизнь в утилитарном обществе не удовлетворяет большинство людей, потому что мы по-разному относимся к членам этого общества. Мы отдаем предпочтение своим группам, своим друзьям, своим семьям. По ее словам, «для большинства людей любовь к членам своей семьи это колоссальный нейробиологический и психологический факт, который невозможно устранить идеологией». Черчленд делает заключение о том, что прагматизм находится в неразрешимом противоречии с тем, как функционирует наш мозг, учитывая то, что в процессе эволюции мы стали с большим вниманием и заботой относиться к знакомым нам людям, чем к тем, кого не знаем.
Книга Черчленд в лучших традициях наших ведущих философов украшена яркими и поучительными примерами. Многие примеры автор взяла из своего детства, проведенного на ферме в глуши северо-запада США вблизи тихоокеанского побережья. (Себя она называет «неотесанной деревенщиной».) Это замечательные примеры: спуск в составе команд на плотах по речным стремнинам в канадском Юконе, способы заготовки дров, охотничьи повадки медведей гризли, спонтанные действия фермеров, доящих коров у соседей, которые слегли с гриппом, надпись на стене деревенской кухни, которая гласит: «Кто не работает, тот не ест».
Недостатки работы Черчленд — это в основном недостатки ее сферы исследований. Она неоднократно отмечает, что многие аспекты воплощения совести в мозгу человека и ее формирования в процессе естественного отбора пока просто неизвестны. Тем не менее, она сделала огромное усилие. Совесть поучительна, занимательна и мудра.
© РИА Новости, Алексей Куденко | Перейти в фотобанкБританское научное издание рассказывает о новой книге «Совесть. Происхождение нравственного восприятия». Автор книги утверждает, что у нас «не было бы нравственных установок ни по каким вопросам, не будь мы социальны». Сам факт наличия у нас совести связан с тем, как эволюция формировала наши нейробиологические особенности для жизни в обществе.Что такое наша совесть, и откуда она берется? В своей хорошо написанной книге «Совесть. Происхождение нравственного восприятия» (Conscience: The Origins of Moral Intuition) Патришия Черчленд (Patricia Churchland) утверждает, что у нас «не было бы нравственных установок ни по каким вопросам, не будь мы социальны». Сам факт наличия у нас совести связан с тем, как эволюция формировала наши нейробиологические особенности для жизни в обществе. Мы судим о том, что правильно, а что неправильно, используя чувства, которые толкают нас в верном направлении, а также прибегая к суждениям, которые превращают эти позывы в действия. Такие суждения обычно отражают «некий стандарт группы, к которой личность чувствует себя привязанной». Такое представление о совести как о нейробиологической способности усвоения общественных норм отличается от чисто философских оценок того, как и почему мы отличаем правильное от неправильного, добро от зла. В эволюционной биологии существует идея о том (ее, в частности, отстаивает теоретик Брет Вайнштайн (Bret Weinstein)), что способность к нравственным дебатам имеет социальную функцию, объединяя группы вне зависимости от обсуждаемых тем и их абстрактной нравственной «правильности». Более того, многие из наших моральных правил, скажем, убеждение в том, что нельзя предавать друзей и бросать детей, явно формируются под воздействием естественного отбора, оптимизируя нашу способность жить в составе групп. Другие правила, например, соблюдение принципа взаимности, похожи. Мы ощущаем настоятельную необходимость ответить в будущем тем же, если кто-то подарил нам подарок или накормил. Черчленд вкратце рассказывает о том, как другие приматы, такие как шимпанзе, тоже демонстрируют то, что напоминает совесть. Их поведение изучал приматолог Франс де Вааль (Frans de Waal). По его словам, они вместе добиваются общих целей, делятся едой, усыновляют сирот и горюют по умершим. Черчленд считает, что такие примеры указывают на эволюционное происхождение человеческой совести. Чтобы подтвердить свои аргументы, она для начала сосредоточила внимание на связях между матерями и детьми. По мнению автора, эти отношения в процессе эволюции развивались, распространяясь на более далеких родственников и друзей. Совесть очень важна для нашей способности сохранять такую привязанность и получать от нее пользу. Черчленд пишет: «Привязанность порождает заботу, забота порождает совесть». Следовательно, способность сформулировать нравственные нормы и соблюдать их возникает из необходимости находить практические решения социальных проблем. Нашу совесть укрепляют социальные стимулы. Например, к нам будут относиться неодобрительно, если мы лжем, и положительно, если мы ведем себя учтиво. Следовательно, как считает Черчленд, совесть подразумевает «усвоение стандартов общины». Совестливость — это не всегда хорошо. Мы восхищаемся американским аболиционистом 19 века Джоном Брауном (John Brown) за его борьбу против рабства; однако некоторые люди сомневаются в правильности его позиции, так как он считал, что единственный способ противодействия такому пороку как рабство это вооруженный бунт. Мы с отвращением смотрим на экстремистов, которые убивают людей в мечетях и взрывают бомбы в церквях во имя своей «совести». Совесть это сложное понятие, а правила морали (например, против убийства) сами по себе не являются тем, что кодирует в наших ДНК нейробиология. Черчленд исследует близкие к этому темы, включая отсутствие совести как антиобщественное расстройство личности, и ее избыток, который бывает у тех, кто с чрезмерной скрупулезностью следует моральным заповедям религии. Черчленд также резко критикует состояние дел в ее научной области. Она недовольна изолированностью академической философии, которой «не хватает житейской мудрости, вытесненной либо бесконечными колебаниями, либо непоколебимой приверженностью к любимой идеологии». Черчленд развенчивает философов нравов, которые считают, что моральные правила можно полностью отделить от биологии, и положить в их основу одни только логические построения. Она называет опровержимым положение о том, что нравственность не может иметь должной философской основы, если она не универсальна. Черчленд отмечает, что многолетние попытки вывести универсальные правила не увенчались успехом. И наконец, она показывает, что большинство нравственных дилемм ничем иным не являются: это просто дилеммы, в которых невозможно удовлетворить все требования, и которые ставят, казалось бы, универсальные принципы в противоречие друг с другом. Такие проблемы могут показаться непреодолимыми тем, кто считает, что моральные правила можно возвести в абсолют, основываясь на одних только нравственных суждениях и отключив их от реальной жизни, как будто ими движет просто некая философская логика. Но как отмечает Черчленд, «нельзя получить нравственность из простого отсутствия противоречий». Она также не видит особой пользы в прагматиках-утилитаристах с их простыми расчетами, в которых они складывают добро, добиваясь самой большой суммы. Черчленд совершенно правильно замечает, что жизнь в утилитарном обществе не удовлетворяет большинство людей, потому что мы по-разному относимся к членам этого общества. Мы отдаем предпочтение своим группам, своим друзьям, своим семьям. По ее словам, «для большинства людей любовь к членам своей семьи это колоссальный нейробиологический и психологический факт, который невозможно устранить идеологией». Черчленд делает заключение о том, что прагматизм находится в неразрешимом противоречии с тем, как функционирует наш мозг, учитывая то, что в процессе эволюции мы стали с большим вниманием и заботой относиться к знакомым нам людям, чем к тем, кого не знаем. Книга Черчленд в лучших традициях наших ведущих философов украшена яркими и поучительными примерами. Многие примеры автор взяла из своего детства, проведенного на ферме в глуши северо-запада США вблизи тихоокеанского побережья. (Себя она называет «неотесанной деревенщиной».) Это замечательные примеры: спуск в составе команд на плотах по речным стремнинам в канадском Юконе, способы заготовки дров, охотничьи повадки медведей гризли, спонтанные действия фермеров, доящих коров у соседей, которые слегли с гриппом, надпись на стене деревенской кухни, которая гласит: «Кто не работает, тот не ест». Недостатки работы Черчленд — это в основном недостатки ее сферы исследований. Она неоднократно отмечает, что многие аспекты воплощения совести в мозгу человека и ее формирования в процессе естественного отбора пока просто неизвестны. Тем не менее, она сделала огромное усилие. Совесть поучительна, занимательна и мудра.
Комментарии (0)