СМИ

События августа 2008 года сливаются в моей памяти в единый информационный вихрь, подхвативший в ночь на 8-е, когда пошли первые сообщения о нападении грузинской армии на Цхинвал, и отпустивший только после 13-го, когда дело было уже решено. Незадолго до того я создал небольшой информационный портал, «Русский обозреватель», который должен был освещать события в стране и мире с акцентом на национальные интересы русского народа и российского государства. И для нас события этих дней были проверкой – чего мы на деле стоим со своими интернетами и более чем несовершенными соцсетями (никаких фейсбуков-вконтактов-твиттеров в наших землях еще не водилось и все общались через ЖЖ). Дело в том, что в первые сутки событий информационно-пропагандистская машина нашего отечества практически зависла. Агрессия была совершена чрезвычайно удачно – в ночь под пятницу. Сначала все, кто должен был с первых минут формировать патриотическое общественное мнение, «ждали указаний» сверху, при этом не решаясь их сами попросить. Затем наступили выходные. В результате многие «проспались» лишь к понедельнику, когда всё закончилось. Телевизор молчал. Новостные агентства давали подчеркнуто нейтральные информационные сообщения, а зачастую просто перепечатывали официальную пропагандистскую информацию грузинской стороны. В интернетах бесновались «ягрузины» (то есть представители московской оппозиционной интеллигенции, среди которых собственно грузин почти не было). В результате у обитателя интернет-среды, который уже привык черпать оперативную информацию именно в ней, создавалось впечатление, что Россия решила сыграть в молчанку, сделать вид, что ничего не случилось, и отдать Южную Осетию и Абхазию на растерзание. Воображение рисовало картины последствий такого самоунижения великой державы. Как приходит черед Приднестровья, как каждый из наших соседей убеждается в благодетельности цветных революций и вождей типа Саакашвили, как с Россией перестают считаться на международной арене, как на фоне внешнего бессилия мы погружаемся во внутреннюю смуту. Это, конечно, были миражи испуганного интернет-сознания. Российское государство никуда не девалось. Оно работало, принимало решения, двигало воинские части, просто не информировало обо всем с твиттерной скоростью – еще не усвоило, что в современном противостоянии необходимо начинать говорить (хоть что-то говорить) едва ли не раньше, чем делать. Так или иначе, в первые часы противостояния ведение пресловутой «информационной войны» легло на плечи добровольцев. Приходилось по крупицам вылавливать в том же интернете информацию (корреспондентов с мест у маленьких сайтов тогда, конечно, не было), разоблачать саакашвилевские фейк-ньюс о блестящей победе натоблагословенной грузинской армии и о позорном бегстве «русских оккупантов», рассказывать о преступлениях агрессоров (до сих пор не могу забыть фото из цхинвальского морга – старика со снесенным наполовину черепом). Трое суток я спал хорошо если по шесть часов, остальное время уходило на добывание, систематизацию и обнародование информации – по счастью, война была недолгой и на эйфории от того, что мы не предатели, что Россия действует, жизнь без сна шла легко. Один из моих друзей, военный обозреватель Илья Крамник, использовал связи в армейских кругах, чтобы получать хоть какую-то достоверную информацию о том, что происходит на фронте, и объединял её в сводки, появлявшиеся раз в несколько часов. Из этих сообщений читателю становилось ясно, что агрессия не удалась и российская армия совместно с войсками республик переходит в наступление. Постепенно эти сводки приобретали всё более победоносный и мажорный характер. Особенно всех порадовал морской бой и последующая история с пресечением попыток украинского флота помешать российским кораблям войти в гавань Севастополя. Но среди этих хороших военных новостей по-прежнему отсутствовала какая-то политическая, идейная официальная оценка происходящего. Что делает Россия в Закавказье? За что мы воюем? Появление видео выступления в ООН Виталия Чуркина на официальном сайте организации было настоящим подарком. Чуркин называл действия грузинских властей этническими чистками и агрессией, четко заявлял, что грузинская сторона была предупреждена о роковых последствиях силового варианта. Среди ночи, как только речь появилась по нью-йоркскому времени, я взялся за расшифровку её с голоса и под утро текст был готов. Это сейчас смотреть в случае международных кризисов типа крымского заседания Совбеза стало чем-то само собой разумеющимся – их разбирают в соцсетях едва ли не поминутно, как футбольные матчи. А тогда всё это было в новинку, и наша расшифровка буквально «взорвала чарты» – общественность получила наконец-то официальный документ «Что мы обо всем этом думаем». Я рассказываю всё это не для того, чтобы похвалить себя, а для того, чтобы отметить, что с тех пор мы прошли немаленький путь и кое-чему научились. Уже в ходе событий 2014 года информационное, политическое и пропагандистское обеспечение шло не с отставанием вслед за событиями, а худо-бедно рядом с ними. Августовская война в целом оказалась важным краш-тестом для российской государственности. Миру стало понятно, что Россия больше не намерена быть жертвой. Что выращивание бойцовых геополитических шавок на наших границах дело если не вовсе бесперспективное, то уж точно опасное для самих шавок. Утратив за 1990-е, и особенно после косовской войны, репутацию надежного союзника и покровителя, мы начали её стремительно возвращать – снова появилась уверенность в том, что русские своих друзей не сдают. Не менее важным был международно-юридический аспект этой войны, выразившийся в официальном признании Абхазии и Южной Осетии независимыми государствами. До этого Россия казалась абсолютно завороженной «беловежскими границами». Произвольно обозначенные советской властью административные рубежи, превратившиеся в 1991 году в «международно-признанные государственные границы» (о нелепости такого варианта, напомню, предупреждал Ельцина 30 августа 1991 года Солженицын), были настоящей геополитической удавкой для России, к тому же рассекали по живому тело русского народа. Тем не менее для российской политической элиты они долгое время казались абсолютно незыблемыми. Чтобы поддержать тяготение к России, Москва иногда поддерживала «непризнанные государства», как те же Южную Осетию или Приднестровье, но на их признание никогда не решалась. Очерченный вокруг России магический круг казался неразрушимым. Появилась даже абсурдная теория, что в 1991 году народы, включая русский народ, «сами» выбрали свою судьбу в виде отделения от России и теперь должны всегда придерживаться этого своего мнимого «выбора». Такой риторикой можно было оправдать какое угодно предательство. И вот решение о признании независимости Абхазии и Южной Осетии этот круг разрушило. Москва дала понять, что беловежские границы – это не священная корова, и если России и дальше будут угрожать, устанавливать разнузданно русофобские режимы, надвигать на Восток базы НАТО, то трястись над «заповедными» рубежами никто не станет. Урок «геополитическими партнерами» был усвоен явно в недостаточной мере, и они, к нашей общей радости, сами спровоцировали возвращение Крыма в Россию, которое, конечно, было бы невозможно, если бы в 2008 году мы не перешли в отношении к постсоветским границам важный психологический рубеж. Возвращение Крыма и еще в одном отношении было следствием августовской войны. Россия тогда справилась с военной угрозой. Агрессия Саакашвили базировалась на предположении, что наша армия настолько трухлява, что ткни – развалится. Оказалось, что даже не в лучшем своем состоянии мы бесконечно более боеспособны, чем продукция натовских инструктажей. Однако недостатки и неповоротливость нашей армии были налицо – и именно это окончательно подхлестнуло масштабные военные преобразования. В 2014–2015 годах, когда российская армия была пущена в ход вновь, сперва в Крыму, затем в Сирии, мир увидел военную машину совершенно другого качества, оснащенности, организованности, управляемости. Если армия России 2008 года не дошла до Тбилиси только благодаря политическому решению, то куда может дойти она в 2014–2018 годах, головокружительно даже вообразить. Отнимать у этой армии Крым силой точно никому, даже самоубийце, в голову бы не пришло. Случилось так, что война 08.08.08 попала в ту категорию войн, которые называют «маленькая победоносная». Сравнительно небольшие затраты усилий и жертвы, зато громадный долгосрочный политический эффект, большое внутреннее ускорение для победителя. И это её важный урок: война – это всегда смерть и трагедия, не следует желать даже маленьких войн. Но если уж маленькая война нам навязана, то пусть она станет победоносной.