СМИ

На каких языках говорят лидеры государств и правительств, когда встречаются друг с другом? К удивлению многих шведов, говорить по-английски — не всегда комильфо.

В апреле премьер-министр Швеции Стефан Лёвен (Stefan L?fven) впервые встретился с президентом России Владимиром Путиным на Арктическом форуме в Санкт-Петербурге. С ним был переводчик.

Профессиональные синхронисты должны переводить со своего родного языка — это общепринятое правило. Задача переводчика Лёвена состояла в том, чтобы переводить со шведского. Но премьер-министр все равно решил заговорить по-английски.

Недавно Шведская служба защиты языка (политически независимая организация, которая работает над укреплением позиций родной речи) подала парламентскому уполномоченному по делам юстиции претензию, в которой критиковала Лёвена. Все из-за того, что в Европейском парламенте он говорил по-английски, а не по-шведски. В организации есть целая армия профессиональных переводчиков-синхронистов, благодаря которым во время работы можно использовать все 24 официальных языка ЕС. Лёвен же вместо этого решил обратиться к людям напрямую.

На премьер-министра пожаловались сразу по нескольким причинам. Европарламент — организация, которая должна отражать политическую, языковую и этническую неоднородность ЕС. Шведский — один из официальных языков Евросоюза. Но он перестанет иметь значение, если шведы (и шведоязычные финны) не будут на нем говорить.

Но когда лидеры двух стран встречаются и ведут переговоры, каждый из них говорит на родном языке из иных соображений. Во-первых, равноправие, во-вторых, точность. У обеих сторон должна быть возможность изъясняться на родном языке. Кроме того, это снижает риск недопонимания — ситуаций, когда кто-то неверно понял значение слов.

Шведы сплошь и рядом склонны переоценивать уровень своего английского, так что многие даже не поймут, что я имею в виду. Тогда им стоит просто напомнить, какой скандал разразился вокруг председателя «Би-пи» (BP) Карла-Хенрика Сванберга (Carl-Henric Svanberg) после нефтяной катастрофы в Мексиканском заливе в 2010 году.

«Мы заботимся о маленьких людях» (We care about the small people), — заявил Сванберг. После этого его высмеивали еще несколько недель, ведь по-английски small people значит вовсе не то же самое, что «маленький человек» по-шведски (и по-русски — прим. ред.). По-английски это звучало так, словно он говорил о людях маленького роста.

Когда Лёвен заговорил с Путиным по-английски, он сделал это из практических соображений. По словам канцелярии правительства, премьер-министр просто хотел, чтобы российской и международной прессе было легче его понять. Кроме того, английский звучал лишь в присутствии СМИ. Двусторонние переговоры велись по-шведски.

И все равно я была неприятно удивлена. Премьер-министр Швеции приехал туда, чтобы встретиться с Путиным, а не с нами, журналистами (которым даже никогда не разрешают задавать вопросы во время церемонии рукопожатия — только смотреть). Международную прессу не интересуют приветственные слова Лёвена Путину. Так что присутствовали лишь представители нескольких шведских и русских СМИ. А они всегда слушают переводчиков.

Трудно представить, чтобы Ангела Меркель (которая знает русский), Эммануэль Макрон или Саули Ниинистё в подобной ситуации заговорили бы на другом языке, а не на немецком, французском и финском.

Неофициально они говорят с Путиным по-английски. Кроме Меркель: она говорит по-немецки, потому что этот иностранный язык Путин знает лучше всего.

Язык короткого неофициального разговора и язык публичного выступления — совершенно разные вещи.

Путин знает английский, но, он, конечно, не стал утруждаться, чтобы поддержать инициативу Лёвена. Он приветствовал премьер-министра Швеции на своем родном языке.

Все это создало ощущение какого-то дисбаланса. И не в пользу Лёвена.

Возникло впечатление, что он толком и не знает, как вести себя в таких ситуациях.