СМИ

Чтобы рассмотреть роль Русской православной церкви в кремлевской пропаганде и информационных войнах, необходимо обратиться к истории Советского Союза, в котором пропаганда была одним из ключевых направлений деятельности режима. Агитационно-пропагандистский отдел был создан в ЦК Коммунистической партии еще в ранний большевистский период. В годы Новой экономической политики (1921-1928 гг.) Отдел агитации и пропаганды вырос в огромную бюрократическую структуру с более чем 30 подотделами, занимавшимися прессой, образованием, наукой, театром, радио, кинематографом, подготовкой кадров и издательской деятельностью. Этот аппарат был так хорошо организован, что послужил образцом для Йозефа Геббельса, когда Гитлер сделал его министром пропаганды. Нацистская пропаганда даже использовала советские плакаты, меняя на них только текст.

Почему Русская православная церковь так важна для Путина

Но в чем же заключаются задачи пропаганды? Они носят двоякий характер. Во-первых, она рекламирует достижения и преимущества режима. Во-вторых, атакует его противников, критикуя их системы и их политику. Пропаганда, таким образом, несет как позитивное, так и негативное содержание, и оба эти элемента крайне важны. В Советском Союзе позитивный элемент был прост: СССР — это единственная страна в мире, в которой успешно прошла пролетарская революция. Это делало страну образцом для мира, авангардом всемирного движения за освобождение пролетариата и наделяло ее глобальной миссией. Негативное содержание советской пропаганды заключалось в противостоянии «врагам рабочего класса», то есть капиталистическим странам, эксплуатирующим как своих рабочих, так и народы колонизированных стран. В этом советском пропагандистском нарративе религии места не было. Говоря словами Маркса, религия была «опиумом народа», а говоря словами Ленина — «опиумом для народа». Религия воспринималась как ложное сознание, с которым необходимо бороться. Обещая рай после смерти, она отвлекала рабочих от дела революции. Когда в 1961 году Юрий Гагарин стал первым человеком в космосе, он сказал, что Бога он на небе не видел.

Распад Советского Союза все изменил. Новая Россия больше не находилась в авангарде мировой революции. Коммунизм утратил свою привлекательность. Дело было не только в том, что СССР оказался далеко не тем царством справедливости и равенства, каким себя изображал, но и в том, что его экономическая модель наглядно продемонстрировала проигрышность идеи государственного коммунизма. В результате и позитивный, и негативный компонент советской пропаганды утратили свое содержание. Как новая Россия могла критиковать капиталистические страны, если сама строила капиталистическую экономику? И как она могла защищать жертвы колониализма, если Советский Союз оказался последней европейской страной, отпустившей на свободу свои колонии?

В новой России Бориса Ельцина царила идеологическая пустота. Старые идеалы и ценности исчезли, а новые не успели выработаться. И вот, среди этой идеологической сумятицы к власти пришел Владимир Путин. В сущности, начал он именно с идеологических вопросов. В 1998 году Ельцин назначил его главой ФСБ, организации — наследницы КГБ. В этом качестве Путин заодно стал секретарем российского Совета национальной безопасности. При нем СНБ подготовил новую концепцию национальной безопасности, которую 17 декабря 1999 года одним из последних своих указов одобрил Ельцин. Через две недели после этого он отрекся в пользу Путина. Эта концепция была основана на абсолютно новых идеях. Например, в ней утверждалось, что обеспечение национальной безопасности Российской Федерации должно включать в себя «духовное обновление» и что государство должно способствовать «духовному и нравственному развитию общества». Ранее такие документы не делали акцент на духовных ценностях.

Как секретарь Совета безопасности Путин, безусловно, повлиял на формирование новой концепции. В своей автобиографии «От первого лица», опубликованной несколькими месяцами позднее, он утверждал, что «мы будем сражаться, чтобы сохранить свое географическое и духовное положение» (так в тексте, в действительности он сказал: «Мы будем стремиться оставаться там, где мы географически и духовно находимся», — прим. перев.), и признался, что носит свой крестильный крестик. Путин четко понимал, как можно заполнить идеологическую пустоту, обеспечив Русской православной церкви центральное место в новой российской идентичности. Это был блестящий ход. Одним выстрелом Путин убивал сразу несколько зайцев. Превращение РПЦ в центральную идеологическую опору новой России имело целый ряд преимуществ. В каком-то смысле церковь напоминала швейцарский армейский нож, у которого, как известно, имеется множество функций. Помимо обычных лезвий в него встроены и другие инструменты — небольшая пилка, пилочка для ногтей, ножницы, отвертка и открывалка и так далее. То же самое можно было сказать и о РПЦ. У нее имелось минимум шесть полезных для властей свойств. Перечислим их:

• Хотя воцерковленных верующих среди российского населения было не так уж много, большинство россиян с симпатией относились к церкви как к общественной силе. Соответственно, хорошие отношения с РПЦ Кремль мог использовать к своей выгоде.
  

• Реабилитация ключевого института дореволюционной, царской России означала, что Кремлю не нужно будет изобретать государственную идеологию с нуля.
  

• Далее, Русская православная церковь отстаивала так называемые традиционные ценности, такие как «семейные ценности», «религиозные ценности» и «культурные ценности». Кремль мог использовать это в своей идеологической борьбе с растленным Западом, признающим и защищающим права лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров. Вдобавок и церковь, и Кремль не любили западную демократию, сексуальные меньшинства и идею универсальности прав человека. Всему этому они предпочитали авторитарные политические решения.
  

• Кремль мог использовать тесную идеологическую связь между Русской православной церковью и русским национализмом. В отличие от Римской католической церкви, РПЦ — это именно русская церковь. Московский патриархат считает Москву «Третьим Римом»: духовным центром для всех православных верующих.
  

• Русская православная церковь всегда поддерживала панславизм-движение, основанное на идее о том, что все носители славянских языков должны жить в одной стране и страна эта — Россия. Эта идея отлично сочеталась с неоимпериалистической политикой Кремля по отношению к новым постсоветским государствам и особенно по отношению к Белоруссии и Украины, легитимность которых как независимых государств он отрицал.
  

Церковь сыграла важную роль в милитаризации российского общества, став опорой армии и особенно Ракетных войск стратегического назначения, то есть российских сил ядерного сдерживания, с которыми РПЦ вступила едва ли не в симбиоз.

Российская пропаганда

Как же на практике сработало это сотрудничество между Кремлем и РПЦ? Говоря одним словом — превосходно. В 2007 году министр иностранных дел Сергей Лавров отметил, что церковь и его министерство «действуют рука об руку» и делают «одно большое, очень нужное для страны дело». В ходе конфликта с Украиной церковь сыграла важную роль в той психологической войне, которую Москва вела с Киевом до начала боевых действий. Например, летом 2009 года патриарх Кирилл в ходе десятидневной поездки по Украине много говорил об «общем наследии» и «общей судьбе» двух стран. Во время визита в Донецк патриарха сопровождал Виктор Янукович, в тот период бывший лидером оппозиционной Партии регионов.

При этом отношения между Кремлем и церковью не были однонаправленными. Уже в сентябре 2003 года Путин связался с митрополитом Нью-Йоркским Лавром, главой РПЦЗ, Русской православной церкви заграницей, основанной эмигрантами, которые бежали из России после Октябрьской революции. Путинское предложение о примирении между церквями было принято, и в мае 2007 года был подписан Акт о каноническом общении. Слияние церквей поставило под контроль Москвы миллион верующих в 30 странах. Только в США речь шла о сети из 323 приходов и 20 монастырей. Вскоре после этого Кремль стал бороться за церковные здания в западных странах, что привело ко множеству судебных дел — в частности, в Нью-Джерси, в Калифорнии, в Биаррице, в Ницце и в Лондоне.

Заявление Лаврова о том, что РПЦ и российский МИД «действуют рука об руку» было на удивление точным. Это очевидно по той роли, которую церковь стала играть на международных форумах. Например, министерство иностранных дел организовало в марте 2008 года выступление Кирилла, бывшего в то время главой Отдела внешних церковных связей, на заседании Совета ООН по правам человека. В своей речи Кирилл выступил против абортов, эвтаназии, «крайних феминистских взглядов и гомосексуальных воззрений». Он также предложил создать при ООН «Консультативный совет по религиям». Создание такого совета подчинило бы реализацию прав человека так называемым традиционным ценностям. Речь Кирилла была частью наступления Кремля на права человека.

Годом раньше Лавров уже предлагал создать аналогичный «Совет по религиям», который должен был бы отстаивать «религиозные и традиционные ценности». Верховный комиссар ООН по правам человека Нави Пиллэй (Navi Pillay) отвергла эти попытки поставить права человека в зависимость от так называемых религиозных, традиционных или культурных ценностей. «Ни в одной стране, — сказала она, — ни одна женщина, ни один мужчина и ни один ребенок не требовали права подвергаться пыткам, бессудным казням, голоду или лишению медицинской помощи во имя своей культуры». Во всем этом поражает неожиданная идеологическая преемственность между Советским Союзом и постсоветской Россией, которая точно так же, как СССР, организует идеологические атаки на либеральную демократию, свободу личности, права меньшинств и универсальность прав человека. Разница только в том, что сейчас эти атаки осуществляются не во имя коммунизма, а во имя истинного традиционного православного христианства.

Церковь не только поддержала идеологическое наступление Кремля за рубежом, но и сыграла важную роль в нарастающей милитаризации российского общества. Особенно тесные отношения она установила с силами ядерного сдерживания. В августе 2009 года Кирилл посетил судостроительный центр Северодвинск и взошел на борт атомной подводной лодки. Подарив экипажу икону Божьей Матери, Кирилл заявил, что оборонный потенциал России должен быть подкреплен православными христианскими ценностями. «Тогда, — подчеркнул он, — нам будет, что защищать своими ракетоносцами». Особые отношения Кирилла со стражами российской ядерной мощи граничат с глубокой личной симпатией. В декабре 2009 года, в ходе визита в московскую Академию Ракетных войск стратегического назначения, он вручил командующему РВСН генерал-лейтенанту Андрею Швайченко вымпел с изображением святой великомученицы Варвары, считающейся небесной покровительницей ракетных войск. «Столь грозное оружие должно быть только в чистых руках людей со светлым разумом, с горячей любовью к Отечеству, сознающих ответственность за свои деяния перед Богом и перед народом», — сказал патриарх. Кирилл не только симпатизирует ракетчикам, но и явно любит сами ракеты. При Путине обычным делом стали такие вещи, как благословение президентского «ядерного чемоданчика» или транслируемое по национальному телевидению кропление святой водой ЗРС С-400. На военных базах по всей России стали возникать церкви и часовни.

Наиболее амбициозным проектом в этом смысле выглядит «храм Победы», который министерство обороны строит в парке «Патриот». Этот собор высотой в 95 метров должен быть закончен к 9 мая 2020 года, 75-й годовщине победы в Великой отечественной войне. Это будет третья по высоте православная церковь в мире. По официальным данным, стоимость ее строительства составляет три миллиарда рублей, что превышает 45 миллионов долларов. Однако, по сведениям «Новой газеты», реальная цифра, вероятно, дорастет до 120 миллионов долларов или 8 миллиардов рублей — огромная сумма для страны, в которой четверть детей живут за чертой бедности. На этой достойной египетских фараонов стройке постоянно работает тысяча человек. Проект поддерживается такими оборонными компаниями, как концерн Калашников, который пожертвовал ему более 1,1 миллиона кирпичей. Новый главный армейский храм будет украшен фресками с батальными сценами, в том числе советского периода. На входе в храм будет выставлено оружие («Новая газета» пишет, что трофейное оружие будет инкрустировано в ступени главного входа, — прим перев.). «Новая газета» называет этот «культ войны» в церкви «шокирующим» и говорит о «каком-то храме Марса, а не Христа» (это мнение принадлежит не автору статьи, а одному из цитируемых в ней экспертов, — прим. перев.). Это лишь один из примеров сближения церкви и вооруженных сил. Можно также обратить внимание на роль, которую играют православные священники, приписанные к армейским подразделениям и обеспечивающие «духовную безопасность страны». Заметим, что если Путин сравнивает религию с ядерным щитом, то Кирилл называет ядерное оружие средством защиты российских «традиционных ценностей». В этих вопросах взгляды кремлевского лидера и церковного лидера, судя по всему, полностью совпадают.

На Западе церкви выступают за мир и обычно поддерживают ядерное разоружение. Однако Русская православная церковь занимает в этом вопросе совсем другую позицию. РПЦ не критикует новую гонку ядерных вооружений. Напротив, она поддерживает разработку нового стратегического оружия. Девиз российских Ракетных войск стратегического назначения «После нас тишина», намекающий на конец света, хорошо сочетается с апокалиптическим мировоззрением РПЦ, с точки зрения которой для защиты Святой Руси и ее традиционных ценностей дозволены любые средства.

Как же на это должны реагировать западные страны? Имея дело с Русской православной церковью, всегда следует помнить, что это «гибридная церковь». С одной стороны, это такая же церковь, как и большинство христианских деноминаций — с искренне верующими мирянами, священниками и монахами. Скажем, в сентябре 2019 года 182 православных священника и церковных деятеля подписали опубликованное на сайте «Православие и мир» открытое письмо с требованиями пересмотреть приговоры участникам митингов за демократию, осужденным на длительное лишение свободы. Их выступление стало неожиданностью, однако это лишь одна сторона медали. При всем при том РПЦ остается инструментом в руках российского правительства. С ее помощью Кремль расширяет свое влияние за рубежом, атакует демократию, подрывает универсальную идею прав человека и притесняет соседей. Наглядным примером может служить агрессивная позиция, которую Русская православная церковь занимает в отношении Украинской православной церкви Киевского патриархата. Когда в январе 2019 года попытки украинцев создать автокефальную церковь увенчались успехом и Украинская православная церковь была признана Вселенским патриархом Константинополя, московская церковь разорвала контакты с Константинополем. Для украинцев это была не только религиозная победа, но и — в первую очередь — геополитическая.

Глобальная РПЦ?

Соответственно, западным странам не следует проявлять наивность и вести себя с Русской православной церковью как с нормальными церквями. Скажем, экс-президент Франции Николя Саркози (Nicolas Sarkozy) повел себя крайне наивно, когда позволил Москве купить здание Французского метеорологического института на набережной Бранли близ Эйфелевой башни. На этом участке земли площадью в 8 тысяч 400 квадратных метров Москва хотела построить религиозный центр и православную церковь. Кроме нее на здание претендовал также ряд других кандидатов, в том числе Канада. Далее последовало агрессивное лоббирование со стороны российского посла Александра Орлова, которому помогал бывший сотрудник КГБ Владимир Кожин, в то время руководивший Управлением делами президента России. Эта структура с 50 тысяч сотрудников, которую возглавлял Путин, до того как стать директором ФСБ, управляет не только государственным имуществом в России, но и имуществом Русской православной церкви за рубежом. Для операции «Парижский собор» русские наняли французскую лоббистскую компанию ESL & Network, обладавшую доступом в высочайшие эшелоны французского правительства. В итоге Москва выиграла открытый тендер, предложив 70 миллионов евро. Французский журнал Le nouvel Observateur предположил, что русские воспользовались инсайдерской информацией. Новое здание находится недалеко от дворца Альма, в котором расположены почтовая служба французского президента и 16 служебных квартир сотрудников его администрации. Французская контрразведка не рекомендовала допускать в такое место религиозную организацию, которая, как известно, тесно связана с ФСБ. Однако, несмотря на эти предупреждения, центр и собор были построены.

Этот проект хорошо вписывается в планы Кремля по превращению РПЦ в «глобальную» церковь. Коммунизм был глобальной идеологии, и именно это давало Советскому Союзу как лидеру коммунистического движения непропорционально большое влияние в Третьем мире и в тех западных странах, где — как, например, во Франции и в Италии — существовали сильные коммунистические партии. Слияние Русской православной церкви и Русской православной церкви заграницей было только первым шагом в деле придания деятельности РПЦ глобального характера. В этом процессе важную роль — как в России, так и за рубежом — играют российские олигархи, финансирующие строительство новых церквей и реставрацию существующих церковных зданий. Конечно, трудно сказать, сработает ли такая стратегия. Для современного индустриального мира коммунистическая утопия выглядела более привлекательно, чем так называемые традиционные ценности. Однако кремлевские планы не стоит недооценивать. Недаром «традиционные ценности» стали знаменем ультраправых популистских партий, которые Москва поддерживает, стремясь подорвать западную либеральную демократию и идею универсальных прав человека.

Марсель Ван Херпен — специалист по проблемам безопасности, автор книг «Пропагандистская машина Путина — мягкая сила и внешняя политика»(«Putin's Propaganda Machine-Soft Power and Russian Foreign Policy») (Lanham and London: Rowman & Littlefield, 2015), «Войны Путина — восхождение нового российского империализма» («Putin's Wars-The Rise of Russia's New Imperialism») (Lanham and London: Rowman & Littlefield, 2014) и «Путинизм — медленное восхождение праворадикального режима в России» («Putinism — The Slow Rise of a Radical Right Regime in Russia») (London: Palgrave Macmillan, 2013).