СМИ

«Entreprendre»: Почему газ, по вашему мнению, энергия будущего?

Лоик Ле Флок-Прижан: Сегодня мы видим лобовую атаку на газ как энергоноситель, которая противоречит реальному положению дел. В настоящий момент нефть, уголь и газ дают 80% всей энергии. Из всех этих трех видов ископаемых энергоносителей газ лучше всего подходит для использования как таковой, а также наиболее дешев в производстве водорода. Кроме того, нефть и газ применяются в большом числе производственных процессов в промышленности. В транспорте на них приходится 90-95%. Многие критикуют приводящие к выбросам парниковых газов энергоносители и призывают отказаться от них. Но если сделать это в стране, на которую приходится 1% населения мира, заметных изменений не будет.

Газ крайне важен для работы французской экономики и продолжит играть эту роль в силу строения ее промышленности и газораспределительной сети. В металлургии переработка материалов осуществляется при высоких температурах, для которых нужна энергия. В настоящий момент не существует альтернативы газу в производстве ряда материалов. Часть используемого во Франции газа могла бы добываться в стране, в частности с помощью разработки сланцевых месторождений, но это сейчас запрещено законом. В результате мы импортируем весь газ.

— Кто главные игроки на рынке газа?

— Норвегия поставляет газ по трубопроводу в Дюнкерк. Нидерланды доставляют газ по суще, но в его объемах наблюдается существенный спад. Другим значимым поставщиком является Россия, которая привлекла большие инвестиции французских компаний, хотя главным инвестором в ее отрасли остается сам «Газпром». Между Францией и Россией существует множество связей в газовой сфере, которые проявляются в частности в отношениях Total и «Новатэк». Как бы то ни было, всем прекрасно известно, что для доставки во Францию России и многим европейским странам, в том числе, разумеется, и самой Франции, пришлось создать длинные маршруты, которые оказались под ударом геополитической напряженности между Россией и Украиной.

Сжиженный природный газ, который поступает на терминалы Монтуар-де-Бретань на атлантическом побережье и Марсель-Фо на Средиземноморском побережье, представляет собой возможную альтернативу на будущее. У этого газа теперь сформировался настоящий рынок (он поступает из Алжира, Катара, Йемена, а с недавних пор и из США), а часть танкеров принадлежит французским компаниям. Задача в том, чтобы получить как можно более дешевый газ. Для всех очевидно, что его транспортировка через Балтийское море будет означать большую цену, чем в том случае, если бы у нас был прямой маршрут. Потребители среди населения и предприятий чувствительны к ценам. В результате внутренней конкуренции за газ и электричество, цены на них пошли вверх, хотя производственные расходы, как ни парадоксально, становятся меньше.

— С чем связан этот парадокс?

— Он связан с тем, что мы ориентируемся на «сложные» решения вроде газопровода через Балтийское море, формируя тем самым в достаточной степени искусственный рынок с конкуренцией, которая вопреки распространенному мнению способствует росту цен. По словам председателя Комиссии по регулированию энергетики Жана-Франсуа Карансо (Jean-Fran?ois Carenco), конкуренция ведет не к снижению цен, а расширению предложения. Несмотря на множество заявлений СМИ об обратном, газ будет необходим энергетике, пока альтернативные источники остаются нестабильными.

Кстати говоря, газ по себе является промышленным носителем. Мы применяем его для создания удобрений, мочевины, которая играет важнейшую роль. У нас существует повсеместная потребность в газоснабжении домов. Gaz de France, а ныне Engie продолжает программу проведения природного газа в агломерациях, спрос на которую продолжает расти. Если у города нет собственной газовой сети, он считается неполноценным. Компании вроде Primagaz в свою очередь поставляют в города пропан в контейнерах, которые они регулярно пополняют.

— Как геополитическая напряженность отразилась на рынке?

— Геополитическая обстановка сейчас далека от нейтральной. После отделения Украины от советской империи мы наблюдали сближение ее части с западными странами, в частности со странами НАТО, которая позволяла обеспечить единство перед лицом СССР. Сложности вокруг Украины возникли в связи с существованием в стране двух лагерей: одни считали Украину колыбелью России, а другие подчеркивали свою независимость от нее и хотели действовать самостоятельно.

— Вы хотите запустить масштабный проект газопровода через Украину с прицелом на транспортировку 100 миллиардов кубометров в год…

— Строительство газопровода «Северный поток — 1» из России в Германию через Балтийское море пришлось на тот период, когда у нас пытались добиться потепления отношений после холодной войны, завершением которой стало падение берлинской стены в 1989 году. Получившие независимость украинцы захотели одновременно получить очень низкие цены на газ и поднять транзитные тарифы, то есть двойную выгоду. Сложные двусторонние отношения Украины и России представляют собой важный фактор.

Сочетание направленных на этот газопровод сил и слабости российской стороны привело к вынужденной транспортировке газа через Украину, что повлекло за собой трудности в снабжении между Украиной и Францией. Сегодня мы видим, что в направлении Западной Европы идет недостаточное количество газа. Удвоение мощности существующего газопровода кажется не лучшим вариантом, поскольку мы способствовали росту цен на газ, хотя хотели бы их снижения. Продолжение такой схемы представляется абсурдным, тем более что операторы отходят от «Северного потока» при первой возможности. Мощности газопровода загружены не полностью, поскольку они пытаются найти альтернативу этому слишком дорогому маршруту.

— Ваши контакты с Европейской комиссией по поводу этого проекта принесли плоды?

— Французской общественностью слишком сильно манипулируют для продвижения ветряков и полей солнечных батарей как полной замены газа, что не соответствует действительности. Европа и Еврокомиссия в свою очередь осознают, что мы зависим от газа. Раз Украина нацелена на сближение с Европой, мы убеждены в осуществимости проекта, если Еврокомиссия возьмет на себя роль гаранта существования трубопровода через Украину и его нормальной работы. Мы начинаем диалог с Еврокомиссией. Отправная точка заключается в способности Еврокомиссии осознать, что у «Северного потока — 2», который, кстати, никому не нужен, нет будущего, особенно при существовании недорогого американского сланцевого газа.

— Какие проблемы и ограничения встают перед вами?

— Я думаю, что альтернатива для Европы не в том, чтобы в приоритетном порядке закупать природный газ Трампа. У нас есть свой континент, и мы должны использовать его ресурсы, которые были открыты и освоены в том числе благодаря франко-российскому сотрудничеству. Газ с Ямала может дойти до нас по трубам, но маршрут через Балтийское море создает большое число проблем. Когда нефть попадает в трубопровод, она просто доходит до пункта назначения. С газом все иначе. Для него требуются промежуточные толчки, то есть компрессорные станции, которые возможны только на наземных газопроводах.

Нам нужно объяснить французскому и европейскому населению, что чем дороже инвестиции, тем более высокой будет цена для потребителей. Нестабильные источники энергии требуют наличия вспомогательных стабильных источников. Так, рост числа ветряков на суше и на море в Германии привел к увеличению количества угольных ТЭС. Газ же представляет собой более интересное топливо, чем уголь. Альтернатива в свою очередь заключается не в том, чтобы строить больше ветряков, а в том, чтобы получить контролируемый источник.

— У вас есть надежда, что Еврокомиссия поддержит этот проект?

— Пока что на нашей стороне логика и достойный доверия дуэт. Тодор Тодоров (Todor Todorov) и его специалисты строили первый газопровод на Украине, а я стоял у истоков отношений Elf и России, много работал с Газпромом, чтобы наладить связи между ним, продавцом, и Gaz de France, покупателем.

— Сталкиваетесь ли вы с трудностями в финансировании?

— Если проект будет подтвержден Европейской комиссией, нам нужно будет посмотреть, как организовать инвестиции со стороны покупателей, вдохновляясь моделью «Северного потока — 1». Строительство — не главная проблема. Сложность заключается в том, чтобы прийти к общей договоренности, обеспечить финансирование организовать тендеры. Строительство должно занять примерно два года, тогда как весь проект растянется на пять лет.

— Судя по всему, вы уверены, что такой проект сможет снизить региональную напряженность…

— Я считаю, что сотрудничество ведет к геополитике, и что экономическое сближение меняет разрушительные политические игры. Например, хотя отношения Франции и Алжира могли быть хаотическими, связи между газовым терминалом Хасси Р'Мел и французскими терминалами неизменно сохранялись. Отношения Франции и Алжира выстраивались именно на торговле газом. Она создала положительные тенденции благодаря общим интересам, поскольку алжирцы были всячески заинтересованы в продаже газа. Расширение общих интересов в геополитике позволяет в конечном итоге найти решение проблем. Сегодня «Total» принадлежит почти 20% «Новатэка», и какими бы ни были перипетии геополитики, журналистские перебранки и прочие дрязги, когда речь заходит об энергетике, президент «Total» Патрик Пуянне (Patrick Pouyann?) и Владимир Путин ведут диалог.

Стабилизация обеспечивается именно так, а не наоборот. Нужно всегда отталкиваться от логики и пытаться найти партнеров. Такой подход всегда был для меня успешным. Когда я начал с Россией обсуждение первого газопровода в Европу, американцы хотели запретить нам ряд важных для него моментов с помощью эмбарго. Нам, научным и техническим специалистам, было непросто получить оборудование для газопровода так, чтобы американцы не могли нам ничего запретить. Это оказало положительное воздействие на инновации и промышленность, и мы можем только порадоваться сохранению потепления в отношениях между Россией и Западной Европой благодаря этому газопроводу. Он запустил политический диалог и сделал его неизбежным.

— Почему Франции и Европе нужно восстановить отношения с Россией?

— Вот уже 50 лет я убежден, что Россия очень важна для будущего нашего континента. Я подписал множество соглашений с ней в бытность президентом Rh?ne-Poulenc и заключил немало договоренностей с советской наукой в период, когда представлял управление научных исследований. Мой преемник во главе «Total» Кристоф де Маржери тоже установил прочные связи с Россией. Мы многое сделали для эффективности российского промышленного аппарата во Франции вместе с Игорем Сечиным. Думаю, именно так формируется настоящая геополитика, и мы очень далеки от проекта по доставке во Францию американского газа.

— Вы очень критически отзываетесь о возобновляемой энергетике. Почему?

— Солнечная и ветряная энергия не может быть альтернативой, только дополнением. Нужно отойти от этих неверных представлений. Мы прекрасно понимаем, что природный газ ведет к выбросам парниковых газов, которые следует сокращать, улавливать, преобразовывать и т.д. Неправильно предавать эти технологии анафеме. Нужно избавиться от этой идеи во французском образовании и прессе. Нельзя просто так заявлять, что дизельное топливо и газ плохие. Это их использование должно стать более чистым и эффективным. В перспективе можно будет улавливать и использовать углекислый газ. Нужно действовать именно так, а не отказываться от разведки и разработки газа во Франции, выставляя себя воображаемыми героями. Все это — абсурд и ничего дает, пока мы не нашли оптимальную работу экосистемы.

— У газа есть другие положительные стороны?

— Сегодня газ частично используется для производства электроэнергии, но у него есть и другие применения. В частности, он может стать быстрым управляемым источником при производстве электричества с опорой на нестабильные источники. Сегодня утверждается, что достаточно уменьшить долю АЭС и развивать возобновляемую энергетику. В экономическом и техническом плане в работу ядерной отрасли не стоит влезать. Если мы будем пытаться регулировать ее объемы производства на ежедневной основе, это создаст проблемы эффективности и срока службы АЭС.

С технической и экономической точек зрения, АЭС создана для непрерывной работы, без пауз. Если мы начинаем планировать ее работу в зависимости от времени или ветра, это тратит топливо и ставит под удар срок ее службы. И ослабляет всю систему в экономическом плане. Если я увеличиваю мощности нестабильных источников энергии, мне обязательно нужна газовая электростанция, чтобы справиться с колебаниями.

Это плохо для газовой электростанции в экономическом плане и объясняет то, что в Германии они все больше уступают место угольным ТЭС. Для всех стран мира лучший вариант — это сочетание возобновляемой энергетики с газовыми электростанциями так, чтобы при недостатке солнца или ветра газ мог бы принять эстафету. Это лучший вариант в экономическом и техническом плане.

— Во Франции бушует борьба лоббистов ядерной отрасли и возобновляемой энергетики. Что вы думаете об этой ситуации?

— Во Франции утверждают обратное, поскольку ядерщики хотят сохранить АЭС, а сторонники возобновляемой энергетики продвигают свою тему. В Бретани АЭС Бреннилис была закрыта, а проект строительства АЭС Плогофф не был доведен до конца. В результате вся региональная сеть теперь полагается на электростанции Фламанвиль 1 и 2 и угольную ТЭС в Кордеме. Единственное возможное решение сегодня заключается в строительстве газовой электростанции в Ландивизьо неподалеку от Бреста. Только такой вариант может гарантировать отсутствие массовых отключений.

Утверждение о том, что ветряки в море и на побережье позволят выработать достаточно электроэнергии — ложь, поскольку такой источник нестабилен. Нужно нечто управляемое. Когда я говорю о значимости газа для повторной индустриализации Франции, то имею в виду не только электричество, но и использование газа в домах и промышленности. Газ до сих пор остается лучшим источником тепла в обрабатывающей отрасли. Он недорог и чрезвычайно важен для 20-30% нашей промышленности, а также индустриализации страны.

— Как провести индустриализацию Франции?

— Индустриализацию страны можно провести при наличии недорогой энергии. Отметим, что программа ветряной энергетики уже обошлась в 23 миллиарда евро без видимых результатов. Быть может, она даже повысила стоимость электроэнергии для французского населения и промышленности. Это полностью противоречит логике всего того, за что я выступаю. Нам нужно снизить стоимость энергии, чтобы повысить конкурентоспособность.

Проблема заключается как раз в конкурентоспособности Франции, которая до настоящего момента основывалась на стоимости энергоносителей и инновациях, поскольку у нас все еще остаются трудности с сильнейшей нагрузкой в плане зарплат. Если мы лишим промышленность дешевой энергии, у нас уже ничего не останется. Нет никаких оснований для того, чтобы наша конкурентоспособность была выше, чем у людей, которые учатся во Франции, а затем уезжают за границу и пользуются там более выгодной ситуацией в плане энергетики и зарплат.

— Вы понимаете, что идете против течения?

— Газ — очень важный вопрос. Он сейчас не в моде, потому что сегодня популярна возобновляемая энергетика. Домохозяйке по душе мысль о бесплатном электричестве, но она недоумевает при виде того, что тарифы почему-то выросли на 25%… Я понимаю, что противоречу общей тенденции, но я поступал так всю жизнь и не собираюсь останавливаться сегодня. Мы будем работать с российскими месторождениями, которые производят недорогой газ.

Мировая экономика сдвигается в сторону России, Китая и Индии, и если весь дешевый российский газ пойдет на другие континенты, я не представляю, как Европа сможет выстоять. Иначе говоря, этот газопровод очень важен, чтобы у нас был шанс на недорогой газ и прочные связи с Россией в отрыве от обстоятельств и личностей. Нам нужно создать этот структурный проект.