СМИ

Он не очень любил выступать на сборных концертах, не особо мелькал на ТВ, даже на радио его песни звучали не так уж часто (как хотелось бы по крайней мере). Тем не менее именно благодаря ему на российской эстраде появился и стал институциональным стиль, десятилетиями существовавший полуподпольно — на кухнях, в подворотнях, на шипящих магнитофонных бобинах. Конечно, первыми были Константин Беляев и Аркадий Северный — но именно с вышедшего за океаном в 1981 году альбома Вилли Токарева «В шумном балагане» началась всенародная любовь, во всех социальных слоях, от разнорабочих до академиков, к тому, что в наши дни называют русским шансоном. Сегодня, 4 августа, Вилена Ивановича Токарева не стало. «Известия» вспоминают, за что все мы — даже те, кто сроду не настраивался на волну «Радио Шансон» — неравнодушны к творчеству автора «Небоскребов» и «Рыбалки». Он родился 11 ноября 1934 года в семье кубанских казаков на хуторе Чернышев в Адыгее — что, впрочем, не помешало ему 40 лет спустя покинуть Страну Советов по «еврейской» линии. Имени своего, в честь В.И. Ленина, будущий герой «эмигрантской» сцены всё же, видимо, стеснялся — так и стал, на западный манер, Вилли. К музыке тянулся с детства — хотя успел поработать и кочегаром, и грузчиком; благо, физической силой Бог не обидел. Дальше — вроде бы всё по накатанной для эстрадного музыканта дорожке. Музыкальное училище при Ленинградской консерватории имени Римского-Корсакова по классу контрабаса (возможно, именно поэтому басовые партии в его песнях так часто отступали от предписанных каноном квинт). Работа в оркестре Кролла, в ансамбле «Дружба» с Эдитой Пьехой (для которой он написал песню «Дождь»). Увлечение джазом, всё еще не особо одобрявшееся музыкальным начальством. Ощущение личной несвободы — и как итог эмиграция в 1974 году за океан. Америка встретила нового гостя не то чтобы приветливо — в западном мире, напомним, бушевал кризис 1970-х, работы не хватало и своим. Но Токарев не терял своего знаменитого жизнелюбия нигде — сумел поднять и там. Пришлось и вспомнить ремесло разнорабочего, и покрутить баранку знаменитого желтого такси. Музыку, впрочем, он не забывал. Накопив денег, в 1979 году Токарев арендовал студию и записал свой первый альбом «А жизнь — она всегда прекрасна», сборник лирических композиций, сделанных на «западном» техническом уровне, но во вполне «советской» манере. Диск остался не замеченным — в общем-то, такую музыку вполне можно было бы записывать и легально тиражировать и за железным занавесом. Вилли, уже отрастивший знаменитые усы, быстро понял, в каком направлении работать — и в 1981-м опубликовал «В шумном балагане», альбом, поставивший планку, малодосягаемую и спустя почти 40 лет. Лирика ушла в сторону — ее место заняли ироничные, искренние и местами горькие зарисовки из жизни эмиграции. «Нью-йоркский таксист» «Когда приехал, разобрался очень быстро — За корку хлеба здесь приходится пахать, Здесь хорошо живут банкиры и министры И здесь любому на любого начихать» Понятно, что Токарев мгновенно стал звездой русской (точнее говоря, советской — недаром этого выходца из казачьей семьи называли «почетным евреем Брайтон-Бич») эмиграции; более удивительно, что эти песни пришлись по вкусу и бывшим соотечественникам. «Пласты» Токарева везли тайком из командировок и переписывали в тысячах экземпляров — кассета или бобина с маркировкой «эмигранты», на которой неизбежно были и песни Вилли, хранилась на полочке едва ли не в каждом советском доме. Стоит заметить, что «блатняком» Токарева практически никогда не классифицировали — несмотря на обилие песен про криминальный мир в репертуаре. Он одним из первых увидел потенциал «блатного романса» — незатейливых песен, исполнявшихся под расстроенную гитару на лавочке в темном парке, — и сумел превратить их в настоящее искусство, Эстраду с большой буквы. Наверно, никто лучше него не исполнял знаменитую «Таганку» — и в 2006 году Токарев стал ее почетным гражданином (без всяких шуток — почетным жителем Таганского района Москвы). Но и как на далекую заокеанскую звезду на него никогда не смотрели. Он воспринимался совершенно особо — не просто «эмигрант», но какой-то. свой, что ли? Обладатель утробного баска и вечной улыбки в 64 зуба, любитель одеваться с почти элвисовской экстравагантностью. В 1989 году он с триумфом вернулся на Родину с концертами — а вскоре и навсегда. Токарева продолжали любить, даже когда «русский шансон» настолько вошел в плоть культуры 1990-х, что начал раздражать, — удивительным образом у Вилли оказался какой-то иммунитет против народной нелюбви. При этом певец всегда, что называется, «держался корней» — не занимался сомнительными экспериментами по «омоболжению», не пел дуэты с новомодными рэперами, не играл в звезду танцпола. Оставался собой — таким, каким его полюбили десятилетия назад миллионы благодарных слушателей. Он продолжал выступать с концертами едва ли не до последнего дня — и с неизменным аншлагом. Его старые песни не теряют популярности — в любой компании найдутся не один и не два человека, знающих «Рыбалку» или «Небоскребы» наизусть. Мне посчастливилось встретиться с Токаревым лишь однажды, случайно, лет 15 назад — около высотки на Котельнической, где он жил с конца 1990-х (и там же оборудовал студию для работы). Он шел в распахнутой, несмотря на мороз, шубе в пол, под которой был виден пиджак небывалого цвета и покроя и галстук, на зависть любому стиляге 1950-х. «Здравствуйте», — сумел пролепетать автор этих строк. «Привет, дорогой!» — пробасил в ответ певец, молодецки расправил усы и зашагал дальше, величественный и великий, чем-то похожий на водевильного Петра I. Таким он запомнился мне — таким, наверно, помнят его и многие другие поклонники. Прощайте, Вилли — сегодня мы будем слушать ваши песни совсем по-особому. Источник