СМИ

Весной 1918-го немецкие армии наносили нокаутирующие удары по фронту Антанты, и линии соприкосновения на картах перемещались со скоростью, невиданной с 1914 года. В огромных проблемах и жертвах, понесённых британской армией, были в немалой степени виноваты собственные политики. Но, чтобы избежать скандала, они стали делать то, что умеют лучше всего… Тяжёлый год Тысяча девятьсот семнадцатый год британская армия на Западном фронте провожала с тяжёлым сердцем. Казалось, что победа над Германией далека как никогда. Помимо огромного числа проблем, которые накапливались как снежный ком, британцы столкнулись с нехваткой людей на фронте. В последних сражениях англичане понесли огромные потери. За 1917-й только на Западном фронте британская империя потеряла более 850 000 человек, и замена безвозвратных потерь превратилась в нетривиальную задачу. Несмотря на введение призыва, возможности демографии были небезграничны. Вмешивалась и политика. Британский премьер-министр Дэвид Ллойд-Джордж считал: войну на Западном фронте не выиграть, а посылать туда солдат — да ещё и под командование Хейга (командующий британскими войсками во время Первой мировой. — Прим.ред.) и ко — значит угробить их. Ллойд-Джордж искренне верил, что войну можно выиграть где-то ещё — может быть, на просторах Османской империи или в Италии — или даже на Балканах. То, что это всё как-то не выходило, для политика не означало, что это невозможно в принципе. Дуглас Хейг Во Франции и Бельгии в каждой из 62 дивизий не хватало по 1500-2000 человек до штата. А с учётом прочих частей фельдмаршал Хейг рапортовал о нехватке как минимум 150 тысяч человек. В Англии находилось более 600 000 военнослужащих, три четверти из которых были годны к фронтовой службе, но их держали подальше от главного театра боевых действий. В отчаянии Хейг сообщил, что будет вынужден расформировать 15 своих дивизий, чтобы пополнить оставшиеся. В чём ему было отказано. Вместо этого Военный кабинет решил, несмотря на яростные протесты военных, перевести дивизии на новые штаты — вместо 12 пехотных батальонов в них будет по девять. Это позволило распустить на пополнения 115 батальонов и заткнуть ряд дыр, но глобально проблему нехватки людей не решило. В то же время правительственный комитет по человеческим ресурсам (в котором не было ни одного военного) утвердил следующие приоритеты по распределению ставших дефицитом людей: на первом месте флот и ВВС, на втором — кораблестроение, далее — танко- и авиастроение и, наконец, сельское хозяйство. Армия не удостоилась даже упоминания. Растяжка Но проблемы Хейга и военных на этом не заканчивались. Когда в октябре 1917-го их спросили, готовы ли они взять у французов ещё один участок фронта, генерал без колебаний ответил, что нет. Тому было много причин, помимо нарастающего кадрового голода. Кажется, уже даже повара и денщики в британской армии к концу 1917 знали, что немцы следующей весной перейдут в наступление. Восточный фронт практически рухнул, и германцы гнали войска на Запад. На мнение Хейга забил лично Ллойд-Джордж, и вскоре командующий войсками узнал, что должен взять на себя ещё 40 километров фронта. Словно этого было мало, у него забрали пять дивизий для отправки на Апеннинский полуостров. Дела там шли совсем плохо, немцы устроили итальянцам разгром при Капоретто, и для удержания позиций союзникам пришлось перебрасывать свои войска на помощь. Итальянские военнопленные после сражения при Капоретто В январе 1918-го англичане сменили французов на согласованном участке — теперь им надо было удерживать ещё больший фронт меньшими и недоукомплектованными силами. За новый участок стала отвечать Пятая армия генерала Гофа, которая оказалась самой слабой из четырёх британских на Западном фронте. В условиях дефицита сил Хейг держал свои лучшие части во Фландрии, опасаясь немецкого удара в направлении портов канала. Армия Гофа продолжала отчаянно готовиться к отражению удара, когда 21 марта 1918-го тевтоны нанесли сокрушительный удар по всему фронту Пятой армии и правому крылу Третьей армии. Англичане стремительно покатились назад с тяжёлыми потерями. Ложь Плохие новости с фронта наложились на давние слухи «в армии что-то не так». Чтобы развеять тучи над своей головой и ответить на самые горячие вопросы, 9 апреля (по иронии судьбы в тот же самый день немцы нанесли второй удар — на этот раз во Фландрии) Ллойд-Джордж произнёс речь в парламенте в духе «а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо». С трибуны он провозгласил: несмотря на все потери, на 1 января 1918 года во Франции больше британцев, чем на 1 января 1917-го. Что в Палестине и Месопотамии в основном колониальные части, а белых совсем мало, и это не играет никакой роли в ситуации в Европе. Дэвид Ллойд-Джордж Двадцать третьего апреля глава консерваторов Эндрю Бонер Лоу в ответ на письменный вопрос ряда депутатов о том, при каких обстоятельствах британцы взяли на себя участок фронта, на котором и потерпели поражение, написал, что это было совместное решение Хейга и французов. Реакция военных на эти откровения была однозначной: штафирки прикрывают свои пятые точки и валят всё на людей в погонах. Служившие в военном министерстве и генштабе прекрасно знали: начиная с 9 апреля цифры в еженедельных отчётах о балансе сил на разных фронтах подгоняются таким образом, чтобы соответствовать заявлениям премьер-министра. Письмо Одним из самых оскорблённых заявлениями политиков оказался глава оперативного управления генштаба генерал Морис. Морис был сложным человеком, и его карьера в этот момент катилась по наклонной. С начала 1915-го он занимал должность начальника оперативного управления, но после того, как в феврале 1918-го, устав от борьбы с политиками, со своего поста начальника генштаба ушёл его друг и соратник генерал Робертсон, дни Мориса тоже были сочтены. Новый глава ведомства, славившийся своим тонким чутьём и политическими играми генерал Вильямс, хотел бы себе другого человека на столь важном посту. Самого Мориса он предпочёл бы видеть, скажем, командиром дивизии на фронте. Генерал Фредерик Морис Речь Ллойд-Джорджа произвела на Мориса удручающее впечатление, а когда генерал приехал во Францию на встречу с Хейгом, то обнаружил, что большинство его коллег на фронте прямо обвиняют правительство в предательстве и играх на крови. Дивизию он тоже не получил: Хейг не хотел давать столь крупное соединение человеку, не имевшему фронтового опыта, и предложил взамен штабную должность. Морис в расстроенных чувствах уехал в Лондон, где 20 апреля формально сложил с себя свои обязанности (реально он не выполнял их с начала марта). Тридцатого апреля он написал личное письмо Вильямсу, в котором изложил своё мнение обо всей ситуации. Начальник генштаба не ответил, и тогда Морис кинул дрожжей в навозную яму. Седьмого мая 1918-го крупнейшие английские газеты опубликовали на передовицах открытое письмо, в котором генерал-майор Морис прямо обвинял Ллойд-Джорджа и Бонера Лоу во лжи. На 1 января 1918 года британская армия была слабее, чем на 1 января 1917, а озвученные цифры — это привычная политикам игра со статистикой. Во Франции действительно стало больше британцев, но за счёт тылов и строительных частей. Боевые же части серьёзно сократились. В Палестине в разы больше белых войск, чем утверждает премьер-министр, и их туда перебрасывали в ущерб Западному фронту. Хейг был против удлинения фронта, а его заставили через Верховный совет Антанты. В конце письма Морис отдельно написал, что считает своим долгом гражданина оповестить страну, граждан и парламент о том, что им втирают очки. Британские войска в Палестине Эти публикации вызвали огромный скандал. Поступок генерала не поддержали даже многие его коллеги, включая Хейга. Они считали, что он, будучи действующим военным, уж слишком полез в политику, да ещё и в военное время. Ллойд-Джордж быстро вывернулся на дебатах в парламенте 9 мая, в очередной раз солгав. Его ответ строился на трёх китах. Морис нарушил правила, пойдя в прессу, и его заявления не могут приниматься в расчёт. Морис пишет, о чём сам не знает. И венец всему — военные, включая и управление Мориса, постоянно вводили в заблуждение премьер-министра своими цифрами. Парламент удовлетворился ответом премьера, хотя многие отметили, как и Хейг, «что в этот день парламент потерял своё реноме места, где заседают здравомыслящие британцы». Последствия Если в 1917-м Ллойд-Джордж мог нудеть, что Западный фронт — это не место, где можно выиграть войну, то с 21 марта 1918-го даже он понял, что это то самое место, где войну можно проиграть. Весеннее наступление немецких войск Вентили сбили и Хейгу. Теперь ему, уже написавшему пафосный приказ на тему «не отступать и не сдаваться, велика Франция, а позади канал», слали вообще всех людей, которых могли наскрести где угодно. С 21 марта по 31 августа во Францию перебросили 550 000 человек из Англии и ещё 100 000 с других фронтов. Немецкое наступление удалось остановить, а затем повернуть вспять до самой победы. Мориса отправили в отставку уже 11 мая 1918-го. Он устроился военным корреспондентом в газету, но через пять месяцев её купил Ллойд-Джордж на деньги, вырученные с продаж титулов и наград (сегодня это называют взятками, но тогда нравы были патриархальней), и уволил Мориса. После Версальского мира генерал-правдоруб стал одним из первых историков недавней войны. Но тени прошлого преследовали его и на новом поприще. Когда в 1925-м он претендовал на профессорскую должность в Оксфорде, его кандидатуру отвергли на том основании, что он «персона нон-грата в Адмиралтействе и Военном министерстве». А Дэвид Ллойд-Джордж до конца жизни очень любил, когда его называли победителем Германии. Кирилл Копылов