СМИ

Иранский кризис накатывается как снежный ком. Тегеран наращивает темпы обогащения урана в нарушение ядерной сделки, из которой ранее вышли Соединенные Штаты Америки. Иран обвиняют в попытке захватить британский танкер. Затем Великобритания захватывает иранский танкер на Гибралтаре. На этом фоне американское разведывательно-аналитические агентство Stratfor публикует доклад, в котором отмечается, что «Иран идет ва-банк».

Иран предпринял «провокационный шаг по ускорению своей ядерной программы», однако его конечной целью не обязательно является разработка ядерного оружия. Речь об увеличении рычагов давления и возобновление переговоров о снятии санкций с ИРИ… Иран ранее воздерживался от принятия окончательного решения по созданию ядерной бомбы… Сейчас Тегеран, вероятно, возобновит деятельность, которая сделает эти последние шаги (в направлении создания ядерной бомбы – ред.) более реальными», — отмечается в тексте.

Американские аналитики считают, что в отличие от Северной Кореи, Иран не структурирован для выживания в качестве изолированного государства-парии, а это означает, что санкции повредят Тегерану гораздо сильнее, чем Пхеньяну.

И Соединенные Штаты, и Иран идут по канату в «ядерной игре». И Иран, как считает Stratfor, по-видимому готов принять риск потенциального удара США или Израиля по территории страны.

За комментарием Media.Az обратилась к кандидату политических наук, профессору Национального исследовательского университета Высшая школа экономики Дмитрию Евстафьеву.

— Вы согласны с выкладками Stratfor? Например, с утверждениями о том, что Иран не структурирован для выживания в качестве изолированного государства, и при этом готов принять риск удара США или Израиля?

— Я рассматриваю «выкладки Stratfor» в качестве еще одного фактора информационных манипуляций в отношении даже не столько Ирана, сколько стран, которые, подобно некоторым государствам ЕС, России, отчасти Китаю, проявляют, с точки зрения американцев, «досадные колебания» в отношении Тегерана.

Замечу, впрочем, что Stratfor не может не знать, что Иран продержался под санкциями много лет, прежде, чем было достигнуто соглашение о демонтаже иранской ядерной программы. Не могут там не понимать и того, что время играет на Тегеран. Чем дольше будет продолжаться противостояние, тем слабее позиции «реформаторов» (сторонников уступок США, если называть вещи своими именами), тем больше «обходных путей» для смягчения торгового эмбарго будет складываться, тем больше будут колебания в стане американских сателлитов.

А нарастание социально-экономических проблем, внутреннего недовольства и т.п. не будет идти, как показывала история, в столь же «линейном» варианте. В этом и логика Болтона (Джон Болтон — советник президента США по вопросам национальной безопасности – ред.) — все сделать максимально быстро, сломать иранцев в сжатые сроки, но при этом создать у «колеблющихся» ощущение того, что Иран вот-вот рухнет, что все уже решено и что производить какие-то маневры просто бессмысленно. Крайне маловероятно, чтобы на данной фазе такие вбросы могли бы оказать влияние на позицию иранского руководства и посеять в Иране значимую общественную смуту. Но, вот, послать еще один сигнал Берлину, Парижу, Риму, может быть, Лондону (хотя там принимать сигнал, похоже, некому) — вполне адекватная задача.

Однако позволю себе высказать предположение: в США в действительности не очень представляют способность иранского руководства к сопротивлению и возможный ответ в случае начала военно-силового решения. От этого и идет постоянный, но настойчивый зондаж относительно реакции Ирана. В том числе и военно-силовой, как, например, это было с захватом танкера с «иранской нефтью».

— В последние недели некоторые эксперты говорят о том, что США могут попытаться переформатировать государства или, как минимум, добиться того, чтобы Иран лишился доступа к внешнему миру через Армению. Похоже на план Пола Гобла, предложенный в 90-х годах. Правда, не так давно сам Пол Гобл в интервью нашему изданию заявил, что сейчас эта идея уже не актуальна.

— У Гобла хорошие наследники и ученики. Они творчески развили его идеи, вписав их во вновь актуализированную концепцию «нового Большого Ближнего Востока», которую сейчас начинают вновь активно обсуждать. Да, возможность переформатирования региона – не только Ирана – становится элементом текущей политической реальности. Которая обостряется тем обстоятельством, что нынешнее поколение американских «стратегов» абсолютно свободно от всех и всяческих политических обязательств даже в отношении союзников. Например, нефтяных монархий Персидского залива. Так что ученики Пола Гобла пойдут гораздо дальше него и последствия их деятельности могут быть куда более пугающими.

Однако, отмечу несколько важных ограничений. Во-первых, такое переформатирование предполагает крупный региональный конфликт. Просто распадом Ирана на национально-территориальные анклавы дело не обойдется. Во-вторых, такой конфликт предполагает колоссальный «энергетический спазм» для мировой экономики, последствия которого непредсказуемы.  В-третьих, а что, если Иран ответит ударом на удар? В конечном счете, Тегеран уже продемонстрировал способность «повышать ставки» в противостоянии с США. Конечно, после ответного удара у США и НАТО будут полностью развязаны руки, но, вот цена такой операционной свободы будет очень велика.

В-четвертых, конечно, расчет США делается на то, что при распаде Ирана возникнет условный «Великий Азербайджан», а очаг межэтнической напряженности переместится в направлении недавно стабилизированного и политически, и экономически – при большой личной заслуге Владимира Путина и Ильхама Алиева – Прикаспийского пространства. Выведение которого из числа потенциальных региональных центров экономического роста является одним из элементов стратегии США. Но такой вариант развития событий отнюдь не инвариантен.

Наконец, если Иран в таком случае устоит, то есть сохранит целостность, он автоматически превращается в регионального гегемона и о таких государствах, как Саудовская Аравия, Ирак, ОАЭ, возможно, даже Иордания мы будем читать в книгах по истории. Готовы ли США брать на себя такие риски?

Очевидно, что нынешняя администрация США готова не задумываться о таких рисках, но нынешняя администрация в случае крупной войны на Ближнем Востоке, которая затронет и Израиль и будет иметь крупные гуманитарные последствия, может выборы и проиграть. Вернее, она точно их проиграет.

— В одной из своих недавних статей вы отметили, что политика США, осуществляемая в отношении Ирана, все больше соответствует классической модели «сдерживания», использовавшейся американцами против Советского Союза в первые послевоенные годы. Это касается и такого компонента как военно-силовое давление, используемого не только как угроза, но и как средство истощения экономических и социальных ресурсов. Удалось ли США ослабить Иран?

— Необходимо однозначно признать, что США смогли сформировать вокруг Ирана систему экономического давления, которая эффективно отсекает Тегеран от инвестиционного капитала и ключевых внешних рынков. Достаточно посмотреть на цифры падения дневной добычи нефти Ираном. Эффективность американских санкций на данном этапе объясняется не только недиверсифицированностью иранской экономики (что, безусловно, имеет место), но и высокой степенью, если не самоуверенности Тегерана, то, как минимум, неверия в способность американцев продавливать наиболее жесткие санкционные модели, несмотря на сопротивление своих союзников.

Иран, объективно, упустил в надежде на «заступничество ЕС» слишком много времени для подготовки к санкциям. Но пик эффективности американских санкций вот-вот будет пройден, особенно если США продолжат форсировать ситуацию. При наличии правильных организационных решений и сохранении внутриполитической стабильности иранская экономика, думаю, уже с первого квартала 2020 года (подчеркну, — при отсутствии политико-силовых форс-мажоров) начнет адаптироваться к новым условиям. Тегеран получит возможность перевести ситуацию из модели «спринт» в состояния «кросса по пересеченной местности», обоюдоострого и для себя, и для США, а затем – и в «марафон», где шансы Тегерана «пересидеть» до более вменяемой администрации существенно возрастают, хотя такой исход и не предопределен.

Главное, не ясно, насколько в Тегеране поняли, что изменение политики Ирана, переформатирование его государственности является стратегической целью политики США в регионе. Масштабы возможного переформатирования Ирана, вероятно, вопрос дискуссионный, но базовая цель, вероятно, уже отражает бипартийный консенсус. В этой политике могут быть обострения, как сейчас, могут быть откаты (аналог «разрядки» в советско-американских отношениях), могут быть даже периоды диалога, но вектор развития будет стабильным: для США геополитически сильный Иран неприемлем.

Однако, что делает ситуацию в Иране не менее, если не более уязвимой для сценария «сдерживания» (напомню, что имеется в виду именно «сдерживание-истощение» — containment, которая сильно отличается от «сдерживания-устрашения» — deterrence), нежели ситуация в Советском Союзе, это, во-первых, меньшая диверсифицированность экономики, во-вторых, меньший потенциал внутреннего развития, большая ориентация на экспорт.

В таком масштабе экспортная зависимость проявилась в СССР только в конце 1970 годов. Наконец, существенно большая обостренность этно-конфессиональных проблем, за счет которых можно начинать расшатывать иранскую государственность при минимальной подготовке и при минимальных ресурсах.

Но не так все просто. Советский Союз, будучи ослабленным войной и внутренними политическими процессами, выбрал в свое время сценарий стратегической обороны и проиграл, хотя и в неожиданно длительной для американцев исторической перспективе. Иран также может рассчитывать на длительное противостояние с США, если в самое ближайшее время «обрастет» системой экономических отношений со странами, которые готовы сыграть с Тегераном в прагматическое долгосрочное партнерство из своих отношений, и которые понимают, что между США образца 1980 годов и США времен Трампа и Байдена колоссальная разница в ресурсах и возможностях влияния, не говоря уже о потенциале прямой конфронтации. Но Иран может выбрать вариант «превентивного удара». И вот тогда ситуация станет совершенно непредсказуемой и преимущество получит тот, у кого будет больше мобилизационный потенциал. А он, объективно, больше у иранцев. Но такой вариант означает полноценную региональную войну.

— Европа не горит желанием поддержать американцев в их давлении на Иран. Есть у Вашингтона рычаги давления на своих союзников?

— Пока США легко справляются с любыми протестами со стороны Европы, задействуя механизмы политического давления и т.н. «вторичных экономических санкций». Можно сказать, что политически ЕС, несмотря на все заявления о том, что они «готовы противостоять американскому давлению», предал Иран и в настоящее время выполняет роль посредника между Ираном и США, который договаривается с Тегераном о его уступках американцам. О выполнении Соглашения по ядерной программе в изначальном виде речи со стороны европейцев уже не идет. Вопрос в том, что европейцы хотят договориться с США о неприкосновенности уже сделанных инвестиций в иранскую экономику, что будет крайне актуально в случае успеха американской стратегии. И это позиция не просто слабого – это позиция сдавшегося.

— Азербайджан – сосед Ирана. Кроме того, население Азербайджана, как и Ирана, преимущественно шииты, а в Иране проживают десятки миллионов этнических азербайджанцев. Насколько важен этот фактор? Хотя, как видится, и без этого Азербайджан не допустит нанесения ударов по ИРИ со своей территории…

— Азербайджан, конечно, не допустит использования своей территории для нанесения удара по Ирану, но в регионе есть страны – и не одна – которые куда менее щепетильны с точки зрения своего нейтрального статуса и которые могут предоставить свою территорию для американских ударных сил и средств, таким образом, подставив регион под ответный удар, обрекающий его на нестабильность и резкое снижение экономической привлекательности.

Вопрос не только в азербайджанском и шиитском факторе, которые, безусловно, будут играть очень значительную роль в грядущей конфронтации. Вопрос в том, что развитие ситуации по жесткому военно-силовому сценарию повлечет общерегиональное обострение национально-религиозных отношений и, не исключено, возникновение таких новых идеологических (религиозных и псевдо-религиозных) явлений, сущности которых мы еще не представляем.

Вообще, Средний Восток дозревает до возникновения нового радикального религиозно-политического явления, которое заместило бы выгоревшее «первое» поколение неосалафитов. Крупный вооруженный конфликт и последующие за ним вполне предсказуемые негативные гуманитарные последствия, могут стать толчком для оформления такого явления. И насколько оно локализуется на Ближнем и Среднем Востоке, не пойдя по «северному» вектору – в Прикаспий, а затем в Поволжье и на Южный Урал — очень большой вопрос.

— В масштабный проект Международного транспортного коридора «Север-Юг», который проходит через Иран Азербайджан вложил немалые деньги. В нем заинтересована и Россия, и Европа. Американское давление на ИРИ может задержать реализацию этого проекта?

— Конечно может, хотя и не так сильно, как кажется. Американское давление заставляет иранское руководство, следуя естественным политическим инстинктам, возвращаться к стратегии геоэкономической многовекторности, отказываясь от почти монопольно доминировавшей до начала нынешней конфронтации с США идеи тотальной ориентации на ЕС. Надеюсь, что Тегеран сильно помудрел с тех пор. Кстати, поведение иранцев в отношении России в ожидании стратегического партнерства с Европой в ряде случаев выглядело просто несолидно. Так вот, ключевым элементом стратегической многовекторности для Ирана является развития «восточного вектора» своей геополитики и геоэкономики. А этот вектор дает возможность нового разворота коридора «Север-Юг» и частичного обхода потенциальной зоны нестабильности, контролируемой США в Аравийском море. Но для реализации этого вектора Тегерану критически важно участие России, причем, как экономическое и технологическое, так и политическое и военное. Не менее важно будет для Тегерана и активное участие Азербайджана, в том числе как инвестиционной площадки.

Конечно, в случае реализации США масштабного военного решения в отношении Ирана и возникновения крупного регионального конфликта в зоне Персидского залива ни о каком коридоре «Север-Юг» говорить уже не придется. Но в таком случае, на среднесрочную перспективу сомнительна в принципе какая-либо серьезная геоэкономическая перспектива в регионе, включая и некоторые маршруты, связываемые с проектом «Великий шелковый путь». Так, что такой форс-мажор будет глобальным.

— Изменится ли ситуация вокруг Ирана после возможного ухода администрации Дональда Трампа из Белого дома? Или «иранский вопрос» решится еще при Трампе?

— Для того, чтобы «безопасно» решить «иранский вопрос» у Трампа осталось не так много времени. Для военного решения, к которому США явно готовятся, есть не более полугода, если, конечно, США решат не ограничиться демонстрационными «пиар-ударами», как это было в Сирии, а действительно попытаются реализовать сценарий обезглавливания иранского руководства и последующего расшатывания государственности через организацию гражданских беспорядков. И я бы не преувеличивал фактор «потери лица» для Трампа в случае отказа от силовой акции. Он не мыслит такими категориями.

Думаю, не прослыву оригиналом, если скажу, что в случае поражения Трампа на выборах и возвращения к власти «клинтонианцев», начнется постепенное – не такое быстрое, как думают некоторые в Тегеране, свертывание антииранской истерии. Однако Иран окажется перед необходимостью делать определенные уступки, прежде всего, по политическим вопросам, например, поддержке шиитских радикалов в арабских странах. Но, очевидно, что перспектива военного решения минимизируется.

Беседовал Наир Алиев, Media.az

Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен и Телеграм-канал FRONTовые заметки