СМИ

Армия была единственной силой, с которой Муссолини считался. Военные были для него штыком, на котором неудобно сидеть. Их интересы не всегда совпадали с интересами фашистского режима. При желании они даже могли с лёгкостью уничтожить Дуче. А после коллапса армии в 1943 году военные, опасаясь за свою судьбу, попросту свергли его.


Неудобный альянс

Придя к власти, Муссолини обнаружил, что ему предстоит не самое приятное соседство. Военные, влиятельный и самый мощный фактор в государстве, находились под контролем короля и аристократии. Не то чтобы среди потомственных Сфорца и Кавальканти не было фашистов, однако боевое братство и честь мундира, то бишь — корпоративная солидарность, казались им явно ближе фашистской иерархии.

Формально фашистский режим был диктаторским. Наверху сидел Дуче, а передаточным звеном служила Фашистская партия и прочие общественные организации и государственные институты. На деле же фашистская Италия оказалась «диархией»: Дуче пришлось делить власть с военными и аристократами. Даже в Большом фашистском совете приходилось постоянно учитывать их интересы.

Муссолини это не устраивало.

Вначале буржуа привлекать приватизацией госсобственности. Потом привлекать армию к управлению государством. А в 1929 году пришлось идти на поклон к Римско-католической церкви. Куда ни кинь взгляд — всюду союзники, готовые ставить палки в колёса и отстаивать свои интересы.


Кардинал Пьетро Гаспарри и Бенито Муссолини подписывают Латеранские соглашения, 1929
Муссолини отлично понимал, что в открытом столкновении с военными даже у его четырёхмиллионной фашистской партии нет никаких шансов. Оставалось одно — создать внутри армии свою фракцию.

Любимцы Дуче и армейская катастрофа

Муссолини был человеком своего времени — его манила авиация. Логично, что он сделал ставку именно на лётчиков: они были его людьми в войсках. В меньшей степени ставили на флот. В нём упор сделали на новые виды вооружений: подводные лодки, суда для диверсионных операций… даже авианосцы пытались построить (неудачно).

Однако расколоть военных по-настоящему не удалось. Всему виной были недостаток средств и зависимость от настроений в обществе. Посколько у Дуче хватало союзников, приходилось врубать популизм на полную катушку, чтобы любовь и обожание итальянцев не утекли к церкви или монархии.

Тем не менее, поначалу стратегия работала. Например, во время завоевания Эфиопии авиация показала себя с лучшей стороны. Благодаря распылению газа над эфиопскими позициями, армия противника понесла огромные потери. К 1938–1939 году расходы на авиацию достигли максимальной доли в военном бюджете — 28 процентов. На флот приходилось 22 процента, а на армию — 44 процента.

Но наступил 1940 год, и всё стало резко меняться. Италия была втянута сразу в несколько войн. На Балканах она воевала с Грецией — и очень неудачно. Вместо быстрой моторизированной войны, о которой мечтал Муссолини, там развернулся типичный адок Первой мировой: траншеи, неудобный горный рельеф, проблемы с логистикой и снабжением.


Итальянские войска маршируют в горной местности, 1940
Войска в Греции требовали помощи, но с этим были проблемы, поскольку итальянцы воевали в тот момент в Африке с британцами. По требованию генерала Марио Роатта, замглавы итальянского Генштаба, необходимые воинские подразделения перебросили на Балканы. Но ценой этого стал разгром итальянской группировки в Африке. Потери и необходимость наращивать воинский контингент в Греции привели к росту расходов на армию.

В 1940-м году доля авиации в военных расходах упала до 25 процентов, флота — до 18,7 процентов, зато доля армии выросла до 53,5 процентов. По мере того как Италия всё больше втягивалась в мировую войну на стороне Третьего рейха, эта тенденция только усугублялась. В 1942-м, за год до коллапса, расходы на авиацию упали до 12 процентов, на флот — до 17. Всё остальное съела любимица королевского двора — армия.

Чем больше средств тратилось на сухопутные войска, тем слабее становилась «фракция Дуче» — авиация.

В 1941-м году Муссолини решил более деятельно помочь своему берлинскому другу и отправил пару сотен тысяч итальянцев на Восточный фронт. Приоритет полностью отдали армии, хотя её возможности не впечатляли. С 1939–1943 года она получила 83 тысяч автомобилей и более 4300 бронированных машин (из них только 576 имело пушку калибром 75 мм и выше).
К середине 1942 года её размер вырос с полутора миллионов человек до трёх. Однако за это время промышленность смогла произвести только десять тысяч артиллерийских орудий. Что касается снарядов — итальянская армия сидела на голодном пайке.

Разгром в Африке, неудачи на Балканах и на советском фронте приводили к жутким для итальянской экономики материальным потерям. Промышленность — при постоянной нехватке стратегических материалов от молибдена до нефти, масел, порохов — просто не могла восполнить тысячи и тысячи единиц уничтоженной техники.


Не саботаж, а национальная особенность

Слабость промышленной базы понимали все, однако армия не была готова это учитывать.

Вопреки желанию Муссолини демобилизовать в 1940-м году 600 тысяч человек (из 1,1 миллионов резервистов), Высшее армейское командование (Comando Supremo) во главе с маршалом Пьетро Бадольо встало на дыбы и потребовало «вернуть всё взад». Муссолини доказывал упрямым военным, что промышленности и сельскому хозяйству нужны рабочие руки. Иначе будут голодные бунты.

Однако генералы приводили железобетонные контраргументы. Более 900 тысяч человек уже не подпадали под призыв из-за нужных для промышленности навыков. Для всех учащихся в ВУЗах была введена отсрочка до 26 лет. Наконец, новый призыв — это заново обучать новобранцев: получается, время и деньги потратили зря.

Выхода у Муссолини не было. Если уж ты решил строить «римскую империю» — изволь соответствовать. Однако увеличение армии (к 1943 году она достигла отметки в 3,1 миллиона человек) окончательно подорвало итальянскую экономику. Она и так работала через пень-колоду.
Во время войны гражданские министерства активно вмешивались в работу военных. И нет, это был не бардак, а особенность управления — страну не перевели на военные рельсы. В 1942–1943 году военные расходы не составляли и половину национального дохода (как у Третьего рейха) — только 30 процентов.

Кроме того, в фашистском государстве царили страшнейшая бюрократия и бардак. Муссолини лично утверждал проекты перспективных вооружений, объёмы производства, выделял денежные фонды. Планы производства новой техники потом утверждались и корректировались в Национальном исследовательском совете, под председательством маршала Бадольо. А дальше начинался ад.


Например, только в июле 1940 года, через полгода убийственной волокиты, итальянская армия получила свой образец «коктейля Молотова». («Синьоры — это же лето! Вино, женщины, море — какой нафиг коктейль, если он не алкогольный!») Только после ночного разгрома в марте 1941 года итальянского флота при Матапане, Муссолини и компания решили всё-таки установить на корабли радары.
Но лишь в 1942-м году первые немецкие радары начали устанавливать на остатки итальянского флота. Разработка и производство перспективного среднего бомбардировщика Cant Z 1018 затянулась на несколько лет. Из запланированных нескольких сотен построили около 15 штук. В конце концов уже даже Дуче признал в 1943-м году, что «мы [итальянцы] делаем всё превосходно, только когда это неработоспособно».

Причиной было необходимость пересогласования с нуля любого изменения, внесённого в проект. Некоторые образцы того же «коктейля Молотова» несколько раз проходили одну и ту же министерскую проверку. Даже когда дело доходило до испытания в войсках, любые рацпредложения требовали заново пройти все девять кругов бюрократического ада. И после этого было огромной удачей, если проект попадал в секретариат Военного министерства до двух часов дня, когда министерство заканчивало работу.

Такой расслабленный режим работы сохранялся в разных министерствах и военных ведомствах муссолиниевской Италии вплоть до её коллапса.

Тутти-фрутти

Хотя армия и, в первую очередь, сухопутные войска завладели большей долей военных расходов, поражения 1940–1941 годов подорвали престиж военной службы. Итальянцы массово уклонялись от призыва.

Конечно, Муссолини это понимал. В 1943-м году он задумался о заключении перемирия с союзным командованием. Однако его сгубила жадность — Дуче хотел сохранить итальянские завоевания в Европе. Положим, не в Африке или во Франции (часть французского Юга была оккупирована итальянцами), но хотя бы на Балканах.

Королевский двор и армия понимали это не хуже него и тоже планировали заключить перемирие с союзниками. Вот только, в отличие от Дуче, военные прекрасно осознавали, что армия дышит на ладан, и надо просто идти сдаваться. И всё же у Дуче имелись союзники среди итальянских военных. Часть из них считала, что Муссолини сумеет вывести Италию из войны без серьёзных потерь.

Последние надежды развеялись 19 июля 1943 года во время встречи между Муссолини и Гитлером на вилле в итальянском городе Фельтро. Гитлер требовал жестоких мер, тотальной войны, сплошной мобилизации. Фюрер говорил два часа без остановки, Муссолини он не дал вставить и слова.
На вопрос начальника итальянского Генштаба генерала Амброзио, почему Дуче прямо не сказал фюреру, что Италия не может продолжать войну и вынуждена из неё выйти, Муссолини ответил, что он просто постеснялся.


Генерал Амброзио ничего не сказал. После этого события понеслись с дикой быстротой. В заговоре против Муссолини участвовали уже и королевский двор, и лично король Виктор Эммануил II, и маршал Бадольо вместе с близкими к нему военными, и даже часть фашистской партии, уже понявшей, что вечность пахнет керосином.

В ночь на 25 июля Большой фашистский совет 19 голосами (один голос потом отозвали) против восьми проголосовал за отставку Муссолини. Приехавшего на аудиенцию к королю Дуче арестовали прямо во дворце.

Армия полностью поддержала переворот и даже пальцем не пошевелила в пользу вчерашнего кумира.

Фарид Мамедов