СМИ

Всплеск антироссийских настроений в Грузии, помимо всего прочего, — история еще и о столкновении идеологии и рациональной экономической повестки. Грузия может понести огромные экономические потери вследствие того, что в очередной раз общество выбирает будущее, в котором приоритет — «священная борьба» с внешними врагами вместо скучной прагматики планомерного экономического развития. Грузия не единственная в регионе страна, рискующая будущим ради торжества идеологических ценностей. Но пока что процессы в Тбилиси говорят о том, что дух войны не скоро выветрится с Южного Кавказа. Развитие туристического бизнеса в Грузии — самый яркий в новейшей истории постсоветского пространства пример благотворного влияния экономики на жизнь, даже в условиях жесткого политического конфликта. При практически отсутствующих наземных коммуникациях, отсутствующих дипломатических отношениях меньше, чем за десятилетие возникла сфера обслуживания российских туристов, которая стала ключевой в грузинском туристическом бизнесе. ВВП Грузии немного потеряет от прекращения туристического потока из России. Но благосостоянию десятков тысяч грузинских участников индустрии будет нанесен значительный урон. При том, что грузинская экономика не относится к числу тех, где широкие возможности рынка позволяют игрокам падающих отраслей перестроиться в другие ниши. Фактическое грузино-российское сотрудничество в сфере туризма, было, пожалуй, лучшим на постсоветском пространстве примером укоренения эстетики нового постконфликтного мира, в котором политические разногласия и повседневная экономическая жизнь не связаны друг с другом. Несмотря на то, что из Грузии российское общественное сознание кажется милитаризованным, на самом деле как раз российское общество, возможно, в большей степени, чем другие постсоветские общества деидеологизировано — его открытый мир никак не связан с государственной пропагандой. Кстати, возможно, не только российское. Сотни тысяч в сезон украинских туристов в Крыму также указывают на то, что частные жизненные повестки людей все меньше связаны с конфликтами. Поэтому когда люди из России с армянскими фамилиями прилетают семьями в отпуск в Баку, оказываясь на несколько дней в фактическом заточении в аэропорту, это прилет из нового мира в старый, где каждый — заложник правящего идеологического порядка. Грузия казалась в этом отношении исключением на Кавказе. Но пока архаика побеждает. История грузино-российских отношений последних лет показывает, что есть некий «приемлемый» градус идеологического накала, в данном случае антироссийских настроений в Грузии, которые не создают ущерб практической экономической жизни. Уже давно утвердился в общественном сознании миф об «оккупации», Тбилиси как может ведет дипломатическую войну. Но это все не вырастило запрос в Москве на антигрузинский тренд. В отличие от бытующих в Тбилиси мифов, в России не было до сих пор никакой целенаправленной, за рамками официального МИДовского переговорного формата, грузинской политики. Не поддерживались на сколько-нибудь значительном уровне контакты с грузинской политической, медийной или бизнес-средой. Полностью отсутствовал в Москве интерес к внутригрузинской политической повестке. В принципе, российская политика вычеркнула Грузию из орбиты своих интересов и, возможно, это было то самое лучшее будущее, о котором мечтали в Тбилиси. Но холодный нейтралитет противостоит самой сути основной грузинской амбиции — быть заметным благодаря конфликту с Россией региональным, а лучше мировым игроком. И сейчас проблема в том, что идеологическая прокачка конфликта не принесет прибылей, политических и экономических, наоборот, будут убытки — и экономические, и политические. Грузинское предложение о генерации конфликта с Россией не оценят в мире. Странно, что никто из наблюдателей не отрефлексировал, помимо прочих, одну важную причину тбилисского протеста. На улицу выходит молодежь разных поколений. Но в протест в значительно меньшей степени вовлечены люди средних и старших возрастов, которые являлись наблюдателями, а многие и участниками процессов, приведших к потере территорий. Кроме того, это люди, выросшие в рамках старых идеологических воззрений, которые прямо основаны на ценностях борьбы «бывшей колонии с бывшей метрополией». Казалось бы, менее идеологизированному, не встроенному в ценности старших молодому поколению, не знающим либо почти не знающим русского языка людям не должен быть интересен протест, полностью основанный на внешнеполитических сюжетах. Это похоже на то, как если бы в Москве тысячи людей в возрасте 25–30 лет добивались отставки каких-нибудь министров из-за визита американской делегации. В наше время протест в связи с «внешней угрозой», выглядит всегда маргинально, подчеркивает мракобесие и низкий уровень образования, вовлечения в жизнь, тех или иных групп людей. Почему это стало возможным для грузинской молодежи? Это несомненный успех грузинской идеологической машины, но большие отложенные проблемы для страны. Люди выросли в стране, «часть которой оккупирована», для них в принципе история их страны началась в 2008 году. У них нет жизненного бэкграунда, разумеется, но нет и погружения в неоднозначную и противоречивую новейшую историю Грузии. Они не знают даже грузинских трактовок тех событий, которые привели к 2008 году. А трактовки те, 1990-х годов, надо сказать, были куда мягче, чем сейчас. Старая грузинская политическая мысль, несмотря на то, что в любом случае выращивала в лице России виновника конфликтов, хотя бы признавала наличие конфликтов идентичности, иных позиций покинувших грузинское пространство обществ и меры собственной ответственности за войны 1990-х. Современная же грузинская пропаганда прямолинейна. Были Абхазия и Южная Осетия (точнее ее не было, она была так называемой), а в 2008 году их признала Россия, и с этим надо бороться. На самом деле современное грузинское общество — заложник собственного мифотворчества. Удобные и позволяющие искоренить сложные дискурсы трактовки всех процессов, через которые страна прошла за последние 30 лет, сегодня будут ощутимо бить по экономике. Потому что российский туризм — это экономика малого бизнеса и частных домохозяйств, для которых туристический поток — шанс вырваться из бедности. Вопрос, кстати, ключевой для грузинской реальности. Выращивая политическую напряженность вокруг экономических контактов с Россией, элиты усиливают социальное напряжение — завтра оно ударит по ним, власть сменится еще много раз под давлением масс людей, которым нечего терять. Поэтому, скорее всего, грузинская политика должна бы быть заинтересованной в прямо противоположном — в распространении более глубоких знаний, многообразия точек зрения на процессы истории последних десятилетий. Это не должны быть антигрузинские и, соответственно, пророссийские или проабхазские, допустим, взгляды. Но грузинская политическая библиотека накопила массу крайне полезного знания о конфликтах, об отношениях с Россией, о многообразии процессов, их участников. Над этим в свое время работал цвет грузинской политической мысли и участники тех процессов. С большей частью резюме тех материалов не согласится почти никто, кто представляет оппонирующие в конфликтах 1990-х стороны, но во всяком случае, было время, когда исследовательский дух, готовность услышать и отразить иные позиции были несомненным преимуществом грузинской политической аналитики. Идеологический авторитаризм, напротив, — признак обедненения и маргинализации общественного дискурса. Примитивное идеологическое мракобесие ведет к вполне серьезным экономическим и социальным проблемам. Грузия на пороге таких проблем. Антон Кривенюк, EADaily