СМИ

В четверг, 6 июня, на Украине традиционно отмечают День журналистики. В конце «перестройки» и сразу после распада Союза из популярных журналистов и публицистов вышло большое количество политиков и экспертов. Некоторые потом вернулись в журналистику, некоторые нет, но в политике остались все, кроме тех, кто за это время умер. В конечном итоге в политику пришли даже создатели успешных жёлтых развлекательных проектов Ложкин и Гордон. Но это было уже позже.

Тем не менее, даже Гордона и Ложкина многие ещё помнят как сервильных и сребролюбивых, но вполне адекватных людей, которые искренне заклеймили бы позором и нехорошими словами тех, кем они сами стали через считаные годы. Если же обратиться к журналистской массовке начала 90-х годов, то можно обнаружить, что в одних и тех редакциях работали, даже дружили и вовсе не расходились во взглядах те, кто сегодня не просто находятся по разные стороны баррикад, но активно и с наслаждением пытаются уничтожить друг друга.

Даже кампания «Украина без Кучмы», обозначившая линии будущего разлома, не привела к краху ментального единства украинской журналистики. Только в 2004 году, ещё до Майдана, но с началом агрессивной избирательной кампании Ющенко, произошёл окончательный раскол на «наших» и «не наших». Далее он только углублялся, достигнув в феврале 2014 года точки невозврата и благополучно миновав её. В нашей реальности не только сотрудничества, но даже простого понимания между представителями двух разных лагерей быть не может. Я, разумеется, не имею в виду тех журналистов, которые спокойно перетекают от режима к режиму, знай нахваливая новый «передовой» и поругивая старый «преступный». Я говорю об идейных борцах. А они составляют большинство с обеих сторон. Без этого не было бы гражданской войны.

Долгие годы, вглядываясь в прошлое, я пытался понять, когда именно начали постепенно расходиться дороги далеко не одних только журналистов и публицистов, но и политиков, экспертов, обычных людей, почему в некоторых случаях разлом произошёл даже в семьях, и не только между разными поколениями, но между мужем и женой, между родными братьями.

А вот давеча мне одновременно вспомнились два давних уже события, которые я часто вспоминал раньше по отдельности. Но явившись вместе, они как вспышка прояснили сознание и продиктовали простой вывод. Это две беседы с разными людьми, которых так или иначе можно назвать журналистами или публицистами. Они произошли с разрывом более чем в десять лет, оба раза на крутых поворотах украинской истории.

Первая произошла в Киеве зимой 2003/04 годов. До первого Майдана было ещё далеко. Мы с одним моим тогдашним коллегой, который писал достаточно толковые аналитические материалы по украинской внутренней политике, вели беседу о бурном развитии информационной сферы. Он мне сказал: «При помощи интернета можно в сжатые сроки как угодно отформатировать общество».

Я ему возразил и обратил его внимание на опыт тоталитарных режимов прошлого, которые, десятилетиями обладая полным контролем над СМИ, тем не менее оказались не в состоянии отформатировать общество полностью. Мы остались каждый при своём мнении. Затем грянул Майдан, в котором интернет играл выдающуюся роль, а мой собеседник был активным участником, и я понял, что готовили их задолго до начала активных действий, и мысль о всесилии интернета вкладывали в них не случайно. Но к этому мы вернёмся чуть позже.

Вторая беседа состоялась в Москве зимой 2014/15 годов. Из Киева приехал мой старый знакомый, всю жизнь активно боровшийся за Русский мир и против бандеровщины. Мы беседовали. Он убеждал меня в том, что Россия совершала и совершает на Украине цепь ошибок. Я с ним не соглашался, указывая на то, что люди, проводящие вполне здравую политику в отношении остальных бывших республик СССР, не могут постоянно ошибаться именно на Украине. Тем более, что политика России на украинском направлении ничем не отличалась до 2014 года от политики, например, на казахстанском. В конце беседы я ему сказал, что мог бы согласиться с его доводами, если бы он мог убедить меня в том, что у руководства России на Украине были те же цели, что у него.

«А какие же ещё?» — спросил он. После этой беседы мы не виделись, но периодически читая его материалы, я вижу, что расходимся мы всё дальше и дальше. Не удивлюсь, если когда-нибудь окажемся окончательно в разных лагерях, хоть ни один из них и не будет бандеровским.

Вот в этих двух тезисах:

1.интернет всесилен;

2.какие же ещё цели могут преследовать приличные люди, как не те, которые я считаю правильными, —

и кроется, по моему мнению, ответ на вопрос, почему выродилась украинская журналистика, да и российская почти не блещет талантами. Не только новых практически не появилось, старых начали забывать.

Большинство из нас уверено, что с помощью «трёх телеканалов за три года» или неограниченного финансирования популярных блогеров в интернете можно кардинально менять настроения во всём обществе. В пример обычно приводят цветные перевороты. При этом люди забывают, что речь всё же идёт о переворотах, то есть о насильственном захвате власти группой лиц, которая не в состоянии получить эту власть в рамках демократической процедуры.

То есть современные средства массовой информации, в первую очередь интернет, позволяют в короткие сроки мобилизовать достаточно большое количество активистов, чтобы создать законной власти серьёзные проблемы. Если власть даст слабину, её можно снести. В случае со слабым в военном отношении государством, Майдан можно использовать для оправдания внешней агрессии.

Но как и почему происходит эта мобилизация?

Здесь огромную роль не случайно играют социальные сети. Они устроены таким образом, что, не охватывая всего общества, создают у пользователя ощущение, что все думают как он. Это связано с тем, что в формируемой нами самими (но при помощи социальной сети) группе, как правило, очень быстро остаются одни единомышленники (либо же они в подавляющем большинстве). Более того, даже за пределами конкретной сети поисковики подбирают нам не только бытовую, но и политическую рекламу в соответствии с ранее заявленными интересами. Создаётся впечатление, что «весь мир с нами» и только нанятые тёмными силами отщепенцы — против света истины, который мы несём. Они становятся врагами не потому, что против каких-то наших идей, а исключительно потому, что мы уверены: они знают, что мы правы, но за деньги пытаются остановить прогресс.

Так же как в реальном обществе, в виртуальной сети круг друзей форматирует нас под себя. Но мы-то уверены, что сеть даёт нам полную картину мира, то есть сеть и есть реальный мир. Мы оказываемся в своего рода «матрице», показывающей нам мир в определённом фокусе, в результате чего его разнообразие исчезает. Каждая группа, живущая в своей матрице, начинает воспринимать иные группы, как враждебные. Именно поэтому бандеровцы сталкиваются с Русским миром только в периоды серьёзных внутриполитических обострений. В остальное же время разные группировки жрут друг друга с не меньшим упоением, чем разные группировки русских.

Почему бандеровские украинские журналисты не вступились в своё время за Руслана Коцабу, который выступал хоть и против официальной позиции по Донбассу, но с вполне лояльных Майдану позиций? Почему оппозиционные украинские журналисты не вступаются за Кирилла Вышинского, притом что многие у него публиковались? Думаете, они боятся преследований? А против Порошенко задолго до окончания срока его президентства они выступать не боялись? А раскрывать (пусть и по заказу) схемы по распилу и отмыву сотен миллионов долларов им не страшно? За такие вещи убивают чаще, чем делают ай-яй-яй за слово поддержки в адрес Коцабы или Вышинского.

Просто с точки зрения возобладавшей на Украине «матрицы» и Коцаба, и Вышинский — отщепенцы. Они оказались на неправильной стороне. Поэтому большинство, конечно, хочет им добра, как хочет мира в Донбассе, но действует строго в рамках, предписанных «матрицей». Они действительно «так видят».

Журналистика не может не переживать тех же проблем, которые переживает общество. Данные соцопросов показывают, что 55-65% украинских граждан хотят в НАТО и в ЕС, а за реальный мир в Донбассе выступает не больше 20%. Больше половины считают Россию агрессором. По сравнению с 2013 годом изменения разительные. Их нельзя объяснить ни значительным оттоком симпатизирующего России населения с Крымом и ДНР/ЛНР. Не объясняются они и пятилетней пропагандой. Как показывает реакция руководства и граждан Украины, несмотря на запреты, повестку российских СМИ там отслеживает подавляющее большинство населения. Значит, альтернативная точка зрения до людей доносится.

Я бы назвал то, что произошло на Украине за последние пять лет, победой русофобской «матрицы». Она победила и в среде бандеровцев, и у антибандеровцев. Отсюда и такие цифры в опросах. Одни обижены на Россию за то, что она «вторглась», другие за то, что не вторглась. Консенсус достигается в утверждении, что последние три десятилетия Россия вела себя по отношению к Украине неправильно. В этом вопросе общество достигает единства. Дальше оно будет расширяться и углубляться, до тех пор пока борьба Майдана и Антимайдана на Украине не превратится окончательно в «борьбу нанайских мальчиков», сродни той, что ведут между собой Порошенко и Коломойский.

В подобного рода единстве смерть общества. Стремясь к идеалу монолитности, оно концентрируется в идеальной единице. Но в этом и смерть журналистики. Прекращая отражать разные точки зрения (пусть это и точки зрения разных «матриц»), она умирает, превращаясь в голую пропаганду. Все знают, что Вышинский не виноват во вменяемых ему преступлениях, но постоянно публично озвучивается только точка зрения о его виновности. И никто не требует соблюдения в отношении него элементарных законов Украины. Зачем? Он же «враг».

В России «матриц» много (коммунистическая, монархическая, либеральная, троцкистская, проамериканская, охранительная, провластная и т.д.). Их адепты ведут активную дискуссию в СМИ, а государство смотрит, чтобы они не вцепились друг в друга. Всё это находит отражение в журналистике. Поэтому она не так искусна, талантлива и многообразна, как в прошлом и позапрошлом веках, но вполне жива и успешно развивается вместе с обществом. На Западе, который почти подошёл пять лет назад к состоянию единомыслия, под влиянием кризиса были реанимированы альтернативные глобализму политические идеи, формируются новые «матрицы» и журналистика оживает вместе с обществом. Правда, непонятно, как долго будет продолжаться ремиссия и возможен ли рецидив.

В Китае в рамках системы государственного контроля, направленной на борьбу хорошего с плохим, всё же возможны некоторые отклонения. Поэтому Китай близок к формированию общенациональной «матрицы», но пока есть определённый допуск и общество с журналистикой как-то дышат, хоть и находятся на искусственной вентиляции. Это единственная видимая слабость Китая, но она пока преодолима.

Украина погружена в полную энтропию. Общество и журналистика умерли, идёт процесс разложения. А что труп периодически шевелится или даже хрюкает, так это образовавшиеся в ходе разложения газы выходят, да черви копошатся.

Ростислав Ищенко, Ukraina.ru