СМИ

С 5 по 7 июня в Россию с государственным визитом прибывает Председатель КНР Си Цзиньпин, который также является Генеральным секретарем ЦК правящей Коммунистической партии Китая (КПК) и возглавляет Центральный военный совет (ЦВС) КНР — высший орган по руководству Вооруженными силами страны. В рамки визита китайского партийного, государственного и военного лидера включено его участие в 23-м Петербургском экономическом форуме (ПЭФ)

Ожидается, что Владимир Путин и Си Цзиньпин примут участие в мероприятиях II Российско-китайского энергетического бизнес-форума, который вплетен в программу первого дня ПЭФ — 6 июня. Первый такой форум прошел в Пекине в конце ноября 2018 года.

В преддверии визита лидера КНР, пресс-конференцию провел заместитель главы МИД Китая Чжан Ханьхуэй, раскрывший ряд его деталей, из которых выстраивается общая тематика предстоящих переговоров. По ней можно судить о приоритетах расширяющегося российско-китайского взаимодействия, а также о том, чем, какими процессами в мире, вокруг и внутри наших стран они обусловлены.

Первый тезис пекинской пресс-конференции: «В настоящее время международная обстановка претерпевает беспрецедентные за последние сто лет изменения. Набирает обороты унилатерализм, который оказывает серьезное влияние на основные принципы международных отношений. Усугубляются горячие региональные проблемы. Нарастают общие угрозы и вызовы, стоящие перед человечеством».

Сто лет назад закончилась Первая мировая война, почти устранившая путем разрушения трех европейских, а также Османской империй препятствия на пути полноценной глобализации. По этим ее итогам в мире должен был воцариться «новый мировой порядок», исключающий империалистическое многоцентрие. И устанавливающий монополию наиболее сильного англосаксонского империализма, представленного осью Лондон-Вашингтон и связью этого центра с проектной полуколониальной и колониальной периферией (Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка, Индия).

Однако «новый мировой порядок» рухнул, так и не установившись, и произошло это вследствие победы в России Великой Октябрьской социалистической революции. «Лакмусовых бумажек» того, что он рухнул, так и не состоявшись, несколько. Одна — не вхождение США в ими же и созданную Лигу Наций, которая тем самым превратилась в мертворожденную, промежуточную инстанцию, неспособную сыграть роль «мирового правительства».

Другая «лакмусовая бумажка» — послевоенное перераспределение сфер военно-морского влияния. Знаменитые «14 принципов» президента США Вудро Вильсона, которые устанавливали «свободу морской торговли», дополнялись решениями Вашингтонской морской конференции (1921–1922 гг.), которые брали эту «свободу» под англосаксонский контроль, устанавливая его гегемонию в бассейне Тихого океана. Третий «лакмус» — формирование структур крайнего право-реакционного течения — фашизма.

В 1919 году в Италии и Германии сложились его протоструктуры — Итальянский союз борьбы (FIC) и Немецкая рабочая партия (DAP), которые также синхронно, в 1921 году, были преобразованы в Национальную фашистскую партию (PNF) и Немецкую национал-социалистскую рабочую партию (NSDAP), которые возглавили Муссолини и Гитлер. Четвертая, пятая и шестая взаимосвязанные «лакмусовые бумажки» объединены резко возросшей тогда активностью олигархических кланов.

В тех же 1919–1921 годах в Лондоне и Вашингтоне появились взаимосвязанные концептуальные проектные центры — Chatham House и Совет по международным отношениям (СМО). Решение же о разделении этих центров принималось в Париже на обеде у Эдмона де Ротшильда, а кадровый состав СМО формировался на базе ряда олигархических структур, близких к ФРС. Кроме того, в мае 1920 года, на секретной встрече учредителей Федрезерва под председательством главы Минфина США Эндрю Меллона, была резко снижена ключевая ставка Федрезерва и созданы предпосылки для экономического бума.

Завершится он в феврале 1929 года, на такой же встрече, под председательством того же Меллона и президента Банка Англии Монтегью Нормана, таким же резким подъемом ключевой ставки, который и спровоцировал «Великую депрессию». Еще следует вспомнить Декларацию главы МИД Британии Артура Бальфура, адресованную Уолтеру Ротшильду, — о создании в Палестине под британским мандатом еврейского государства (2 ноября 1917 г., на фоне установления в России советской власти).

Суммируем: Великий Октябрь, обнулив победу Запада и его достижения в Первой мировой войне, побудил англосаксонские концептуальные центры, подконтрольные олигархам, взяться за подготовку новой мировой войны. Для этого:

— в Европе был заложен фашистский плацдарм,

— подводилась база под будущий исход еврейского населения в Палестину, то есть под Холокост,

— устанавливалась глобальная англо-американская военно-морская гегемония, исключавшая выход будущего нацизма из-под западного контроля с целью направления его против Советской России,

— закладывался бикфордов шнур ведущего к войне глобального экономического кризиса.

И если на пресс-конференции в китайском МИД проводится параллель именно с событиями столетней давности, а, скажем, не с распадом СССР или кануном Второй мировой войны, значит, ситуация как минимум очень похожа. Да мы и сами видим эту похожесть: неудачу, вслед за первой, терпит вторая попытка установления «нового мирового порядка», и в западных интеллектуальных штабах зреют планы, как переломить эту негативную для них тенденцию. Причём любой ценой, а отнюдь не только «мирными» средствами. А Чжан Ханьхуэй тем временем еще и уточняет, в чем эти попытки проявляются:

— «униталатерализм» — это практика односторонних подходов, свойственная однополярному миру; следовательно, в архив сдается даже та пародия на многополярность, что заимствована у Збигнева Бжезинского и представлена нам в виде соответствующей одноименной концепции в «Великой шахматной доске»;

— оказавшиеся под угрозой «принципы международных отношений» — это ни что иное, как односторонний пересмотр в соответствующих интересах Устава ООН, прописанных в нем «Целей и принципов»;

— «нарастание региональных проблем» видно невооруженным глазом; причём с запуском венесуэльского кризиса, где Россия и Китай занимают схожие позиции, англосаксонский Запад впервые даже не с 80-х, а с ранних 60-х годов сталкивается со «встречным» противостоянием в «подбрюшье» своих границ за пределами североатлантического региона;

— «общей угрозой и вызовом» человечеству со всей очевидностью является стремление концептуальных элит Запада сохранить монополию на потребление на порядок больше всей остальной планеты, из чего и проистекает проблема локальных загрязнений окружающей среды, которой пытаются придать видимость «глобальных климатических изменений», лицемерно возлагая эту ответственность на человека.

Второй тезис пекинской пресс-конференции вытекает из первого. У укрепляющейся «зрелости» российско-китайских отношений два подтекста — историческая память, основанная на общности судеб в XX столетии. И в России, и в Китае: революционный крах многовековой государственности, отчаянная борьба за выживание с внешними и внутренними врагами, иностранное вторжение, которое нанесло непоправимый ущерб, самые беспрецедентные в мире потери в борьбе с этим вторжением, большая часть которых — гражданские лица, жертвы военных преступлений агрессора. И — историческая смелость двинуться непроторенным путем, без сомнения спасшая на самых крутых поворотах исторической судьбы.

Другой подтекст — очевидное совпадение геополитических интересов. Совместное противодействие силам, которые, не имея отношения к Евразии, пытаются ею управлять с помощи стратегии хаоса, которую они насаждают по периметру сухопутных границ России и КНР. У каждой из сторон «главный фронт» свой: у российской — на атлантическом направлении, у китайской — на тихоокеанском. И каждая для другой в этом внешнем противостоянии — стратегический тыл. В любые времена, а в нынешние особенно, наличие такого тыла — уникальное преимущество, и в экономической конкуренции, и в «холодной или даже «горячей» конфронтации.

Третий тезис Чжан Ханьхуэя — о формах российско-китайского сотрудничества. Очень важно, что оно не исчерпывается экономикой и торговлей, рост которой динамичен и измеряется впечатляющими цифрами рекордного товарооборота. От взаимодействия экономических субъектов и, шире, двух государств, прочерчивается и широкий гуманитарный вектор, который укрепляет межгосударственное сближение расширением контактов между людьми, то есть той самой народной дипломатией, которая на уровне человеческих контактов способна достичь и уже достигает результатов, не подвластных никакому официозу. И важнейшим показателем позитивной динамики в российско-китайских отношениях как раз и является то, что совпадают, дополняя друг друга, оба этих вектора — официальный и общественный.

Показателен еще один важный момент. После повторного избрания Си Цзиньпина на высший государственный пост в марте 2018 года минуло уже более года, но визит со статусом государственного для китайского лидера, тем не менее, — первый. Это наглядная демонстрация приоритетов внешней политики КНР, приуроченная не только к 70-летию дипломатических отношений, но и, главное, к 70-летию создания Китайской Народной Республики, которое будет отмечаться 1 октября 2019 года.

Для исторической памяти китайского народа — это двойная дата. Не только основание нынешней государственности, доказавшей свою жизнеспособность мощным раскрытием национального потенциала, но и прекращение военного кошмара, продолжавшегося — только официально — с 1931 года. А фактически — с 1927 года, когда будущие потрясения в полный рост предъявили себя в трагических шанхайских событиях.

В ходе пресс-конференции замминистра китайского МИД особо подчеркнул, что Владимир Путин и Си Цзиньпин «всесторонне обобщат опыт прошедших 70 лет в двусторонних отношениях и разработают стратегический план дальнейшего развития связей» между двумя странами. Никакие изменения международной обстановки — на этом был сделан особый акцент — не должны повлиять на характер этих отношений.

Ибо, добавим, строятся они не на сиюминутной тактической основе и отнюдь не с целью только лишь противостоять американской экспансии, а с задачей создать естественно-исторический и столь же естественный пространственный центр Евразии, способный стать оплотом стабильности всего континента. На пресс-конференции этот вопрос не детализировался, но вполне понятно, что речь идет о поэтапном сопряжении сфер исторической ответственности России и Китая — от постсоветского пространства до Юго-Восточной Азии.

Совместный формат ШОС скрепляется, с одной стороны, проектом «Пояса и пути», а с другой — проектом Большого Евроазиатского партнерства. По сути, формируется единое экономическое и геополитическое пространство, в котором рецидивы любого негативного внешнего воздействия из-за пределов Евразии надежно блокируются совместными усилиями двух главных евразийских держав.

Именно поэтому, рассуждая об ожиданиях от визита Си Цзиньпина в Россию, замглавы МИД КНР и употребил формулировку, говорящую о «вступлении российско-китайских отношений в новую эпоху, их значительном вкладе в развитие и возрождение наших двух стран, а также в поддержание мира и стабильности во всем мире».

И это закономерно: мир в Евразии равен миру во всем мире, ибо периферийные противоречия и конфликты всегда раздуваются затем, чтобы, разжигая пожар, плавно «экспортировать» его в центры глобальной политики. И в этом смысле стратегическое партнерство Москвы и Пекина становится важнейшим инструментом предотвращения такого пожара, что соответствует объективным жизненным интересам всех народов нашего и других континентов.

Владимир Павленко, Regnum