СМИ

Сейчас очень многие пишут мемуары о событиях 5-летней давности на Донбассе. Рассуждают о том, так ли встали дончане, какие ошибки допустили лидеры «Русской весны» и когда свернули не в ту сторону. Часто это труды тех, кто был здесь пунктирно и давно уехал в менее беспокойные места

Военный публицист Геннадий Дубовой с первого дня был участником «Русской весны», а затем боевых действий, но и никуда не уезжал из Донецка, продолжая освещать жизнь здесь.

– Много чего за эти пять лет случилось в твоей жизни. А помнишь, с чего для тебя началась эта война? – начинаю я.

– О том, что война будет – мне стало ясно в декабре 2013 года, когда на майдане в Киеве полетели первые коктейли Молотова. Тогда различные аналитики еще рассуждали о том, что все сейчас договорятся и майдан окончится миром, а я уже тогда собрал рюкзачок, понимая, что мира не будет. Спусковым же крючком в моем случае стал штурм областной прокуратуры в Донецке, где я присутствовал. Заметь, присутствовал, именно, как журналист газеты «Голос народа – голос Республики». Сначала в нас стреляли резиновыми пулями. А затем прямо в меня полетела граната со слезоточивым газом. Утер слезы, спрятал камеру в сумку и сказал: «Ну, ребята, не я это начал». Вот тогда-то и полетели булыжники в здание прокуратуры.

– Кстати, где-то у меня номер этой газеты хранится. Я вообще тогда собирала все, что могло бы со временем стать историей.

– Я тебе еще подарю. Идея этой газеты, с которой вообще начинается история СМИ ДНР, принадлежит Елене Никитиной – первому министру информации. Газета эта уникальна тем, что репортерами в ней были простые люди. Тогда только выстраивалась государство и система власти, мы, со своей стороны, помогали этому. В то время поток информации напоминал броуновское движение, а это была первая и единственная газета в Республике с обратной связью с читателями и проверенной информацией. Любые беды, проблемы, бездействие власти – писали обо всем. Причем максимально оперативно.

Мы хотели создать сетевой проект на основе непрерывной обратной связи с народом: люди на местах постоянно нас обо всем информируют, по рубрикам – экономика, настроения в обществе, криминальная составляющая и так далее. Газета планировалась как ежедневное подписное издание с минимальными деньгами, покрывающее практически всю республику, то есть в кратчайшие сроки сканировалась вся информация о происходящем в ДНР и оформлялась в материалы для читателей и в аналитические записки для руководства. На все сигналы с мест руководство реагирует, а газета это освещает: ни один факт коррупции, некомпетентности, бездеятельности, игнорирования обращений граждан не остался бы безнаказанным. Увы, я ушёл на фронт, Елена Никитина получила тяжёлое ранение и, в конечном итоге, газету зарубили и стали делать обыкновенную бюрократическую байду в стиле: «глава района побывал там-то» или «Иван Петрович перерезал ленточку где-то», а на последней странице какой-нибудь конкурс красоты…

Сейчас подобную газету, даже при содействии главы государства, создать будет сложно. Просто потому, что старые, да и новые бюрократы, будут всеми силами препятствовать тому, чтобы информация, обнажая все их недостатки, доходила к первым руководителям страны. Хотя такая газета необходима всем, скажу даже, я готов ее возглавить.

– Но ты этого уже не застал, уехал в Славянск. Там ты познакомился с Моторолой. Какие интересные воспоминания о нем?

– Меня несколько раз футболили и не хотели брать, потому что я журналист. Но я упорно ждал и сидел двое суток у мешков с песком возле экс-СБУ Славянска, где тогда размещался Штаб ополчения. Наконец-то Стрелков принял мои документы и, оценив такую настырность, отправил в самое опасное подразделение, из которого многие сбегали почти сразу. Это было подразделение Моторолы. Я с радостью согласился.

На следующий день я уже ехал в Семеновку, где он стоял. Мотор встретил меня, взял документы, затем пристально посмотрел мне в глаза, затем опять в документы и опять в глаза. Я помню этот взгляд. Он отпустил какую-то шутку, про «секс, наркотики, рок-н-ролл», чего ищут многие на войне. А вообще он был в этом плане очень чуткий и умный, именно природно-умный, и мгновенно просекал, кто перед ним. У него была невероятно-развитая интуиция, способность мыслить панорамно, а еще он постоянно учился. При этом он, как Гиви, как и Викинг, всегда был непосредственно в самой гуще событий, сам вел своих бойцов в бой.

Мы друг на друга посмотрели и поняли – свои люди. Это сложно объяснить, но ты вступаешь в резонанс с человеком и понимаешь – это твой командир, этому человеку ты веришь и готов с ним идти в бой. А потом, когда сбили вертолет с генералом Кульчицким, Моторола отправил меня туда. Я еще по гражданке, без оружия, вижу он испытующе посмотрел на меня, пытаясь обнаружить признаки моего страха. А когда страха не обнаружил, вздохнул, словно говоря «куда от тебя денешься» и приказал ведавшему снабжением замечательному бойцу Трофиму: «Выдай Корреспонденту форму и оружие».

– Сейчас многие спорят по поводу оставления Славянска. Твое мнение?

– Об этом можно будет говорить историкам и только через какой-то промежуток времени. Скажу лишь, что мы все были крайне удивлены этим. Да, оружия тогда у нас было мало, но его бы хватило держать оборону и совершать «джихады» — небольшие выезды на территорию противника с целью его закошмарить. Да, плохо было с продуктами, но их было достаточно, чтобы еще некоторое время держаться. Мы до последнего не знали, что отходим из Славянска. И только, когда Моторола нас собрал вечером, заставил всех выкинуть телефоны, чтобы ввести в заблуждение противника, мы узнали, что оставляем Славянск. А потом увидели нашу бронегруппу, которая пошла на отвлекающий маневр и поняли, что все серьезно.

Информация о происходящем в Донецке была крайне скудной, нам казалось, что кому-то очень нужно, чтобы мы все погибли в Славянске, после чего можно было без особого труда сдать ДНР киевской хунте под гарантии какой-либо минимальной амнистии выжившим участникам сопротивления. К тому же, когда мы выходили из Славянска, граница с Россией была фактически перекрыта, а в Донецке сил для деблокирования границы было недостаточно.

Сейчас всё воспринимается иначе, считаю, что мы должны были сражаться в Славянске до формирования в тылу полноценной армии.

– О тебе самом, Гена, что только не говорили! То ты «идеолог народной Новороссии», то «неисправимый стрелковец» и тебя закопали на терриконе, то ты «пиарщик власти». Так кто ты?

– У нас был период, когда недалёкие пиарщики знаковых фигур Русской Весны выясняли, чей шеф круче. Слава Богу, этот период закончился.

После одного ролика, который не понравился окружению Захарченко, меня окрестили «стрелковцем». Хотя я никогда им не был, как и не был против Захарченко. Я – журналист, я представитель этой республики, который воюет за нее в том числе информационно. Если я писал не подобострастно о тогдашнем Главе, я для всех был «стрелковцем», возмутился очернительскими высказываниями всех грязью поливающего Стрелкова – «продался власти»… Откуда такая одномерность оценок, уважаемые? Разберитесь с тем, что у вас в головах творится, и не судите да не судимы будете.

Журналист обязан говорить правду, даже если это разрушит чью-то идеальную картину мира. А каждой действующей силе хочется, чтобы журналист принял ее сторону. Журналист не может быть чьим-то подпевалой, но понимать этого не хотят. Все мои проблемные материалы строятся по принципу: проблема и возможный путь ее решения. Если я видел, что на данный момент по объективным причинам, пока решения быть не может, я никогда не высказывался критически. Критиковать имеет смысл только в том случае, когда можешь предложить решение проблемы.

– Я не могу понять, куда делись лидеры Русской Весны – Бородай, Пургин и другие?

– Мы не знаем всего множества подводных течений. Но более чем уверен, если бы Александр Бородай, с его великоимперскими взглядами, остался здесь на год, два, а лучше пять лет, то и команду бы подобрал другую. Нам удалось бы избежать не только коррупции, но и многих ошибочных решений. Сейчас Александр Юрьевич возглавляет созданным им Союз добровольцев Донбасса, в коем я имею честь состоять, и работает в качестве политтехнолога. На мой (и не только мой) взгляд – Бородай один из лучших политтехнологов России.

Народ у нас испорчен долгим пребыванием в системе отношений и принятия решений, которые мы наблюдаем на Украине. Увы. Когда почти в каждом руководителе сидит маленький Янукович или маленький Ахметов, то и результат соответствующий. Я потому и не критикую Дениса Пушилина, что знаю, как тяжело ему с чиновниками, чья ментальность сформирована украинскими реалиями…

Что касается Андрея Пургина – он в Донецке, занимается общественной деятельностью, уверен, он вернётся в политику.

– Ген, поделись, какие моменты более всего запомнились за эти пять лет?

– Один из самых страшных эпизодов, о котором помню всегда, я описал в рассказе «Увертюра к плачу кукол». Это было в Семеновке. Прилетел снаряд в то время, когда девочка играла во дворе собственного дома. В ту пору еще не всех детей вывезли. От нее осталась одна рыжая косичка. И больше ничего. Я видел, как выл и скулил матерый спецназовец, который потом хоронил эту косичку. Этот звук я буду помнить и на том свете.

Запомнился обстрел в Николаевке, когда негде было укрыться, только редкая «зеленка». Осколки свистели очень густо и все прятались кто куда. Я в полной боевой разгрузке ринулся и застрял, застрял в ветвях в узком проходе, а за спиной – бах! бах! бах! – всё ближе, уже совсем рядом. Все происходило так медленно, словно под водой и в этот момент никакого страха не было, я пребывал уже по ту сторону бытия…

Помню, Ислам (позывной одного из лучших наших бойцов), единственный, кто это заметил, остановился и ко мне. Дергаюсь в ветвях, а Ислам (глаза у него были — вне описаний, нет, не испуганные, а исполненные запредельного понимания: сейчас нас может не стать, ещё осколочек мгновенья, и мы на небесах) цап меня за разгрузку и, слава Творцу миров, выдернул, спас.

Таких историй только за эту войну накопилось достаточно…

– Страха вообще не было??

– Был, но это непростой вопрос. Нет одного страха на всех. Все зависит от психотипа человека. И часто живописания войны очень преувеличиваются в пользу художественности. Вот есть пассионарии, есть гармоники и есть субпассионарии. Пассионарии живут идеей, им не страшно умереть. Субпассионарии это те же обыватели. Гармоники – между первыми и вторыми и чем больше в обществе пассионариев, тем более к ним стремятся гармоники.

У воина, как у монаха в молитве, открывается нечто большее, чем желание сохранить свою жизнь. Это огромный преображающий опыт, когда человек подвергает свою жизнь опасности. Человек исполнен главного. Воин ведет брань внутреннюю, со своими страстями, искушениями, в бою он выходит за рамки земного и инстинкта самосохранения, ему открывается большее. Обнуляются все земные проблемы и понимаешь: смерти нет. Это другое измерение.

И очень страшно, когда армия состоит их камуфлированных обывателей. У них инстинкт самосохранения довлеет над всем и является определяющим.

Я не помню страха в бою. Но зато он сохранился в каких-то мелочах, словно компенсация – зато не испугаюсь в главном. Я жутко боюсь змей, не знаю откуда это, но страх этот запредельный. И вот когда мы лежали в сотне метров от украинских позиций, передо мной вдруг поднялась блестящая змеиная тонкая шея, я почувствовал дикий ужас. Гадюка смотрела глаза в глаза. Ни шугануть ее, ни крикнуть я не мог. И вдруг она отвернулась в другую сторону и исчезла. Я возблагодарил Небо. Казалось бы, в нескольких шагах противник, чья пуля тебя отправит туда, куда ни одна змея не сможет, тем более, что в Донбассе у нас нет таких ядовитых змей, чей укус приводит к смертельному исходу. И тем не менее.

– Чудеса с тобой случались? Знаешь такие, чтобы вот даже атеист поверил в Бога?

– Однажды с корреспондентом «Информационного корпуса» Сережей Кореченковым (погиб вместе с журналистом Андреем Стениным) – представителем национально-освободительного движения в России, сопровождали раненого. У нас три автомата, даже без подствола и одна «муха». Мы пытались сократить дорогу возле Снежного и вдруг сквозь пыль увидели едущую на нас украинскую технику – БТР, бусик, а за ним еще один БТР. Тогда линия фронта постоянно менялась, весь фронт был в движении. Мы попытались свернуть в посадку, бой принимать было не с чем. И мысль: «Что будем делать? На открытом месте нас сейчас покрошат». Встал с «мухой», жду подхода их БТРа, думаю – отсеку его, а там уже будем что-то с бусиком решать, если успеем. Все мы тогда мысленно попрощались с жизнью. А дальше знаешь, что было? Дорога была заминирована и БТР, тронувшись в нашу сторону, вдруг превратился в мини-ядерный взрыв. Видимо, у них еще и свой боекомплект был, который и взорвался. Я стою с «мухой» и понимаю, что эта мина могла быть нашей. Стрелять передумал в последний момент, заметив на бусике, давшем задний ход, красный крест, там скорее всего были раненые. У меня такой свет просиял внутри. Поворачиваюсь к Сергею, тот стоит с камерой, снимает дымящиеся останки БТРа, улыбается, указывает так многозначительно пальцем на небо и торжественно произносит: «Он есть. И нам никого не пришлось убивать». Кадр достойный фильма Копполы.

Сережа погиб позже вместе с Андреем Стениным и Андреем Вячало. Их автомобиль был уничтожен прицельным огнем украинцев, когда ребята сопровождали колонну мирных. В тот день я должен был ехать вместе с ним, но нас отправили под Шахтерск. Стенин, на мой взгляд, был лучшим журналистом этой войны.

– Давай вернемся к нашим сегодняшним реалиям. Ты с оптимизмом принял указ Путина о представлении дончанам гражданства РФ. У меня один вопрос – зачем стоило ждать столько лет?

– Это срок президентской каденции на Украине. За это время Россия юридически, дипломатически, через контакты с украинскими внутриполитическими силами пыталась решить ситуацию с Донбассом. Ничего не удалось. Россия исчерпала все методы воздействия. И вот на Украине выбран следующий президент, за которым стоят те же силы и который нацелен опять на войну. Остается одно – выдача паспортов РФ. Это не противоречит никаким юридическим нормам. Решение абсолютно верное. Далее среди возможных вариантов – признание ЛНР и ДНР и референдум по присоединению к РФ. Украине очень быстро дадут понять, что убивать граждан другого государства нельзя. Как? Введением российских миротворцев.

Тогда даже туповатый Мыкола из какой-нибудь Жмеринки десять раз подумает – стрелять или нет по нашей территории. Украинцы просто разбаловались и забыли за это время, каким может быть реальный ответ. А он может быть мощным и точным. Скоро им об этом напомнят. Донбасс – ведь как графитовый стержень в украинском реакторе. Вот они – страшные «сепары», вот – «российские агрессоры». А убери это все и… как украинской власти объяснять своему народу крах экономики и нищету? А когда вся эта «геройская» масса хлынет с оружием по домам, хлынет голодная, злая и разочарованная, вот тогда будет весело. И окажется, что дело-то не в войне и «сепарах», а в ублюдках, сидящих в Киеве.

Украина станет второй Болгарией с минимумом населения, отсутствием промышленности и вот тогда это пространство с большой долей вероятности расколется…

Юлия Андриенко, Комсомольская правда