СМИ

Вы можете говорить что угодно, можете спорить, но псевдолиберальная оппозиция научилась монетизировать горе и беды Буквально сразу после праздника Первомая по интернету начал гулять видеоролик. Молодой артист передвижного цирка выступает на свежем воздухе перед малочисленными зрителями, демонстрируя номер с удавом. Чуть более чем за минуту на экране разыгрывается ужасающая трагедия: рептилия сжимает кольца на шее несчастного, он дёргается в конвульсиях и погибает на глазах у публики Жизнь цирковых не сахар, многие ежедневно рискуют и зарабатывают честно, но немного. Зато нашлись те, кто решил заработать на смерти паренька, тиражируя этот кошмар. Низко? Да не то слово. Но начав читать комментарии к этой видеозаписи, понял, что всё самое низкое сгруппировалось в обсуждении. Одни потешались, другие жалели змею и говорили, что, дескать, поделом живодёру, третьи называли цирк уродливым явлением и открыто злорадствовали. И в этом хоре сиротливо раздавались голоса соболезнующих родным погибшего паренька. Списывать это массовое сумасшествие на весну было бы несправедливо. Через несколько дней новостные ленты окрасила трауром весть из Шереметьева, где потерпел катастрофу борт Москва — Мурманск. Сначала поступила информация о шести пострадавших, и хотелось верить, что это правда, несмотря на кадры объятого пламенем самолёта. Затем сообщили об одном погибшем, а вскоре стало ясно, что в Шереметьеве произошла большая трагедия. В такие моменты приходит только желание помолиться и передать хотя бы часть своего тепла людям, потерявшим родных и близких. Но желание это приходит далеко не ко всем. Фюзеляж самолёта ещё дымился, а в соцсетях полыхал уже другой пожар. Масса пользователей, нашедших своё предназначение в области диванной аналитики, бросились клеймить, советовать и утверждать, что они давно говорили, но их не послушали. И ладно бы «особо ценным» мнением делились те, кого никто не читает и читать не собирается. Так нет же, в бой ринулись достаточно известные люди, коих в наше время принято называть «медийными персонами». Многие из них тут же списали беду на самолёт SSJ-100. Оказывается, все знали, насколько он плох, ненадёжен в эксплуатации, и полёты на этой машине ничего, кроме неприятностей, не сулят. Знали, но летали и молчали. Знали хулители всего и вся, что бросаться за чемоданами и сумками в такой ситуации — это последнее дело. Я и сам так считаю. Но знаю далеко не одну историю, которая может такое поведение объяснить. Мой приятель был свидетелем автокатастрофы, имевшей место много лет назад на одной из прибалтийских трасс. Мотоциклист в результате опасного манёвра на большой скорости не справился с управлением и упал. Мотоцикл в результате аварии загорелся, и хозяин бросился его тушить. А через мгновения парень рухнул замертво, потому как имел травмы, несовместимые с жизнью, и пытался спасти мотоцикл в состоянии шока. Так может быть, всё же шок, отравление и, как результат, — полное непонимание происходящего? Вскоре поток экспертных мнений достиг критической отметки и началось выяснение отношений. Причём свою правоту доказывали люди, мягко говоря, очень далёкие от авиации, но прекрасно знающие и о причинах трагедии, и о том, как всё закончится для виновных. И вот это желание быть сопричастным, не пройти мимо, уже не в первый раз превратилось в какую-то адскую вакханалию. А «эксперты» не подумали, что родные и близкие погибших тоже пользуются интернетом, и что, наткнувшись на такое, испытают ещё один удар? Отдельная история с представителями псведолиберальной оппозиции. Вы можете говорить что угодно, можете спорить, но эта категория людей научилась монетизировать горе и беды. Уже давно произошло перерождение в людей-функций, способных переживать только за свои поражения в борьбе за власть. Все их попытки соболезновать — это упрёк. Упрёк власти, упрёк родным и близким погибших, которые просто обязаны пополнить протестные ряды. Но самое страшное — что вся эта волна, поднявшаяся в соцсетях, стала упрёком всем нам. Я не случайно упомянул в начале колонки о трагедии юного циркача. То, что заставляло ещё вчера ужаснуться, для многих стало нормой, обыденностью. На контенте, способном травмировать психику ребёнка, ставят пометки возрастных ограничений, что вовсе не мешает мальчишке или девчонке нажать на кнопку пуска видео. И если есть закон о безопасном интернете, то почему не принять закон, способный обезопасить людей от контента содержащего сцены насилия или смерти? Или мы в буквальном смысле возвращаемся во времена, когда хлеб и зрелища были доминирующими символами? Да, в катастрофе с SSJ-100 много вопросов, и очень хочется верить, что мы получим ответы на них. Но мы должны не разучиться спрашивать и с самих себя. Михаил Шахназаров, RT