СМИ

Бывший глава Службы внешней разведки (СВР) России (1996–2000), первый заместитель министра иностранных дел (2000–2004), чрезвычайный и полномочный посол России в Индии (2004–2009), а еще один из самых кратких и лаконичных в общении сотрудников российской разведки, генерал армии и Герой России Вячеслав Трубников к своему 75-летию дал интервью ТАСС, в котором рассказал, почему отечественная разведка не оправдала ожиданий ЦРУ, и развеял ряд мифов лично о себе. — Вячеслав Иванович, согласно «Википедии» в молодости вы с золотой медалью окончили физико-математическую школу при МГУ. Сейчас не жалеете, что ушли из науки? И пригодились ли эти знания в вашей последующей карьере? — Рад, что этот вопрос позволит мне внести (с помощью ТАСС, конечно) правку в мою публичную биографию. Да, я закончил среднюю школу (№ 87 Краснопресненского района Москвы). Да, с золотой медалью. Да, учился в физико-математической школе при МГУ (вечерний факультатив, девятый-десятый классы). Но науку все-таки видел для себя только в ее прикладном обличье — мечтал получить специальность баллистика в Высшем военно-морском инженерном училище имени Ф.Э. Дзержинского в Ленинграде. Если на заключительную часть вопроса отвечать кратко и лаконично, то уверенно могу сказать — пригодились с точки зрения навыков логического мышления и не всегда логичных действий. А ответ, по сути, лежит в цитировании А.С. Пушкина — «в геометрии вдохновение нужно, как и в поэзии», где слово «поэзия» легко заменить на слово «разведка» — В МГИМО вы изучали хинди и английский. Это был ваш личный выбор или потребность того времени в специалистах по Индии? — Я поступал на Восточное отделение факультета международных отношений в 1961 году. В фокусе международного внимания тогда были Куба, Египет и Арабский Восток в целом. Подал заявление на арабский язык, но был командирован на хинди с английским в качестве второго языка. Руководство МИД и МГИМО видело существенно дальше собственного моего носа. — В дальнейшем значительная часть вашей карьеры была связана с Индией. Чем она стала персонально для вас — только работа или нечто большее? — Работать можно в стране, которую знаешь. Результативно можно работать в стране, которую хорошо знаешь. А блестяще можно работать только в стране, которая близка твоему сердцу… Бхарат Мата — матушка Индия — для меня навечно вписана в этот третий раздел. — Со времен Афанасия Никитина каждый побывавший в Индии снова становится первооткрывателем этой страны для соотечественников. Было ли что-то, что особенно впечатлило, запало в душу в этой стране? В советский период было время особенного увлечения Индией — знаменитые несколько слоников стояли в сервантах или на телевизорах во многих квартирах. На ваш взгляд, вернется ли для России время нового открытия для себя Индии? — Употребить затертое до дыр выражение «Индия — страна контрастов» — значит не сказать ничего. Контрасты индийской столицы Дели, включая анклав диппредставительств образца 1961 года, которые я бы назвал визуально-социальными, неизгладимы в моей памяти до сих пор. Возможно, виной тому в целом обостренность и впечатлительность молодого советского студента, впервые выехавшего за рубеж на преддипломную практику. Спустя почти пяток веков после «Хождения за три моря» Афанасия Никитина я открывал для себя великую цивилизацию с сохранившимися до второй половины ХХ века четкими родимыми пятнами контрастов, ярко, временами ослепляюще бьющими в глаза иностранцу… Советский Союз сделал очень много для содействия независимой Индии в нивелировании этих контрастов, в создании прочной индустриальной базы ее экономического развития. Но, на мой взгляд, затянувшееся почивание на лаврах благодетеля советского периода и занятость «наведением мостов» c Западом прервали процесс непрерывного познания завораживающей сути близкого нам по духу многонационального и многоконфессионального феномена под названием Республика Индия. А страна за последние четверть века стремительно ускорялась в своем всестороннем развитии, и сегодня России предстоит до конца понять, сколь далеко шагнул наш стратегический партнер в третье тысячелетие. Реально и объективно определив, где Индия и где Россия находятся в XXI веке, выявив потенциал и возможности друг друга, найдя совпадающие или взаимодополняющие векторы политического и социально-экономического суверенного развития, российско-индийское стратегическое партнерство, как ныне часто говорят, «обречено на успех». — Насколько значимыми для нашей страны были Индия и весь регион Южной Азии в то время и не потерялось ли это значение сегодня? — Южная Азия, с учетом международного авторитета Индии, сложных отношений ее с соседями — ракетно-ядерными Пакистаном и Китаем, ядовитого воздействия на политическую атмосферу региона афганской нестабильности и активности международных террористов, была и остается в фокусе внешнеполитического внимания России. Это внимание тем более усиливается на фоне попыток США выстроить Индо-Тихоокеанский военно-политический «ромб» антикитайской заостренности, включающий в себя США, Японию, Австралию и Индию, старающуюся справиться с опасной ролью канатоходца над пропастью утраты суверенитета. — Вы стали одним из руководителей СВР России, наверное, в самое сложное для нее время. Шло сокращение штатов разведки, это было связано и с экономической ситуацией в стране, и, наверное, с политическими процессами: в бывших странах-союзницах выкорчевывалось все, что имело связи с Советским Союзом, и одновременно спецслужбы были под массированным, по крайней мере, информационным давлением внутри страны. Не случайно ваш первый брифинг для прессы в должности первого заместителя директора СВР в мае 1992 года был посвящен развенчиванию мифов о том, что некие темные силы в спецслужбах продолжают действовать втайне от руководства страны и даже от главы СВР. А информационным поводом для него стало тогда заявление директора ЦРУ Роберта Гейтса о «незначительности изменений» в деятельности российских спецслужб после августа 1991 года. Насколько сильным тогда было давление, в частности, на работу разведки, и, выражаясь словами Пушкина, «кто тут нам помог — остервенение народа, Барклай, зима иль русский бог?» — Краткая, но емкая преамбула к вопросу о том, что или кто помог разведке устоять против неимоверного внешнего и внутреннего давления на нее после событий августа 1991 года, и особенно после распада СССР, дает мне возможность сосредоточиться на столь же лаконичном ответе. Разведка выжила в новых условиях благодаря гражданскому мужеству и преданности народу ее костяка из государственников-патриотов, правильному пониманию ими духа ранее данной присяги и сути национальных интересов новой России, а также благодаря мудрому руководству нового командира в лице Евгения Максимовича Примакова (первый директор СВР России в 1991–1996 годах — прим. ТАСС) и «всепогодной» работоспособности и результативности деятельности оперативного состава. — А кстати, что тогда ожидало ЦРУ от российских коллег? — Полагаю, что в качестве задачи-минимум ЦРУ ставило паралич российской разведки, а задачей-максимум видело низведение нашей разведки до уровня разведслужб бывших стран Варшавского договора, осуществив в отношении СВР тот же комплекс мер, что и в отношении немецкой Штази (люстрации и т. п.). — А в 1997 году были попытки даже столкнуть между собой российские спецслужбы, неслучайно, наверное, в ноябре 1997 года сообщалось, что вы в должности уже директора СВР вместе с возглавлявшим тогда ФСБ России Николаем Ковалевым провели совместную коллегию двух служб? — СВР России строго выдерживала, выдерживает и будет далее укреплять принципиальную линию работы в унисон с ФСБ, ФСО и другими спецслужбами страны. — Четыре года вы были заместителем возглавлявшего СВР Евгения Максимовича Примакова. Насколько значимой была его роль в том, чтобы руководство страны знало не только о том, о чем им говорят зарубежные партнеры? — О значимости роли директора СВР Евгения Максимовича Примакова для осведомленности политического руководства России судить, прежде всего, представителям этого руководства. Я же назвал бы ее уникальной и неоценимой. — На период вашего руководства СВР пришлись бомбардировки Югославии. Насколько неожиданным стало для России это решение США и сыграло ли это роль в формировании, может быть, более прагматичного и трезвого взгляда России на вопросы внешней политики? — На долю СВР выпало латание прорех в российской внешней политике задолго до бомбардировок бывшей Югославии натовскими силами. Курс министра иностранных дел Козырева вел страну в безвозвратный тупик. Россия там бы и оказалась без решительного вмешательства директора СВР Е.М. Примакова. Это общепризнанный факт. — В 1994 году в интервью ТАСС вы сказали: «Если кадровый состав наших «конкурентов» поставить в такие условия, в которых сейчас находится российская разведка, то немногие это выдержат. А наши служат и будут служить!» На ваш взгляд, по сравнению с советским периодом и 1990-ми годами роль разведки уменьшилась, увеличилась или как-то изменилась? — Роль разведки, безусловно, меняется в зависимости от объема и характера тех новых задач, которые ставит перед нею политическое руководство страны. Что для меня лично предельно ясно сегодня, так это постоянно растущая аналитическая компонента разведдеятельности — В начале 2000-х годов, после назначения первым заместителем министра иностранных дел, вы также стали спецпредставителем президента в государствах СНГ. Прошло уже почти 30 лет с тех пор, как жители СНГ рождались в одной стране, учились в одних вузах, вместе служили и т.д. Как, на ваш взгляд, могут в дальнейшем развиваться отношения внутри Содружества? — Перспективы развития такого сложного образования, как СНГ, нельзя как частный вопрос втиснуть в рамки сегодняшнего нашего с вами разговора. Это отдельная самостоятельная тема. Мой личный опыт работы в МИДе на этом направлении свидетельствует в пользу жизнеспособности этого межгосударственного образования при условии конструктивного вклада в него каждого государства-участника. — В одной из