СМИ

Эпопея реституции грамоты Петра I Германии Украине продолжается. Что-то подозрительно долго передают этот исторический документ из Берлина в Киев. Целый месяц везут, а потом еще один месяц с места на место в Киеве перекладывают. Так из простого события создаются множественные информационные поводы. Здесь нельзя не отметить «замечательное» совпадение.


«Свидомый» профессор Ирина Преловская на «Радио Свободы»
Германское издание Deutsche Welle «в контексте томоса» сообщило о церемонии передачи в германском МИДе в Берлине уникального исторического документа 16 марта 2019 года, т. е. за две недели до первого тура президентских выборов на Украине.
Вновь о передаче грамоты Петра I от немцев украинские СМИ сообщили 13 апреля 2019 года. В тот день грамота в посылке «прилетела» в Киев и была принята лично министром культуры Украины Евгением Нищуком. Это случилось за восемь дней до второго тура. Информационные волны вокруг этих событий похожи на игру по заранее запланированному графику в пользу предвыборной кампании президента Петра Порошенко.
Но эта услуга по принципу «всем чем могу» со стороны канцлера Германии Меркель уже не могла помочь во втором туре «сбитому летчику». Пока в осадке остаются частные политизированные русско-украинские схватки вокруг истории трехвековой давности. По-видимому, только они и имеют значение.

Глава украинского минкульта Нищук из Киева заявил, что этот документ красноречиво свидетельствует «об аннексии Украинской поместной церкви Московией… Ведь в нем есть оговорка Петра I о том, что Москва имела сильные опасения, что Киевская митрополия вернется под власть Константинополя».
Сенатор Совета Федерации Франц Клинцевич из Москвы в пику Нищуку заявил прямо противоположное, — что в грамоте де подтверждается информация о пребывании Киевского митрополита под властью Московского патриарха. Такая вот маленькая историческая дискуссия дилетантов на достаточно высоком политическом уровне.

Переподчинение Киевской митрополии от Вселенского патриарха к патриарху Московскому — это событие трехсотлетней давности, и оно за один прошедший год было предельно мифологизировано. На стороне Украины особо «отличается» на этой ниве в своих интервью старший научный сотрудник Института украинской археографии и источниковедения имени Михаила Грушевского НАН Украины доктор исторических наук Ирина Преловская.
Одно ее интервью по вопросу исторических обстоятельств переподчинения Киевской митрополии прошло даже на «Радио Свобода», получив нелепейший заголовок — «Киев лишился митрополии за 200 червонцев и 120 шкур соболей». Если он лишился, то что тогда осталось, — очевидно, шкурки и червонцы.
Но ведь Киев митрополии как раз и не лишился, ее лишились иноверные османы, управлявшие и направлявшие Константинопольского патриарха, который был тогда незначащей пешкой в игре двух евразийских империй. А отмеченные червонцы и соболя послужили милостыней нищему патриарху, который сам без турецкого приказа ничего не решал.

Между тем Преловская столкнулась с очевидным фактом. Оказалось, что ведь и сами «украинцы» работали на переподчинение своей митрополии под «власть Москвы». В этом она отметила ведущую роль гетмана Ивана Самойловича. Вот как рассуждала на его счет Преловская:

«Левобережный гетман Иван Самойлович был большим сторонником соединения Московского патриархата и Киевской митрополии. Так получилось, что он близко сошелся с тогдашним московским патриархом Иоакимом Савеловым.
В 1682 году, когда Самойлович женился, то по непонятным причинам поехал венчаться к московскому патриарху, пренебрегая украинским духовенством. Считается, что из-за этого возник фактор влияния, сыгравший роковую роль. Самойлович решил вывести Киевскую митрополию из-под опеки Константинополя».

В последующих своих выступлениях Преловская стала развивать этот мотив, сместив акцент в сюжете на тему «предательства» Самойловича. При этом она по-прежнему недоумевала в отношении мотивов этого «предательства интересов Гетманщины». Поступок гетмана стал определяться проф. Преловской как «странный» и «не поддающийся логическому объяснению».

«Не существует аргументации, почему украинский гетман так убивался изо всех сил. Только какими-то личными соображениями или тем, кто там его венчал, трудно это объяснить», — стала утверждать Преловская.

Вот такая получается «свидомая» загадка «предательства» гетмана, погребенная в недрах его упокоившегося духа.

Дальше позицию гетмана Самойловича Преловская противопоставляет настроениям всех остальных «украинцев»:

«Каждый шаг гетмана Ивана Самойловича к приближению желаемого единения с Московским патриархатом и отделения от Константинопольского встречал глухой протест: и самих клириков, хотя о позиции архиереев очень мало существует сведений, а особенно — казаков и крестьян, громко выражавших свое несогласие».

Отметим здесь оговорку у Преловской: «о позиции архиереев очень мало существует сведений». А есть ли они вообще, эти самые сведения? Что касается «казаков и крестьян», то как раз о «громком выражении несогласия» нет ни единого показания в источниках. Низы в этом случае как раз безмолвствовали.
Но вот что характерно: Преловская совершенно не упоминает о позиции главной элитной группы в Гетманстве — казачьей старшины. Вот вам весьма интересный факт. Связанные со старшиной т. н. казацкиехроники или казацкиелетописи, в общем-то достаточно чувствительные к трениям с Москвой, совершенно обходят стороной тему переподчинения Киевской митрополии под власть Московского патриарха в 1685–1686 годах.
Более того, в подавляющем большинстве случаев это событие вообще не упоминается в записях под соответствующими летами. Получается, оно было столь незначительно, что его не стоило и упоминать.

Здесь весьма характерно и умолчание у комментаторов современной «свидомой» блогосферы, что как раз-то их самый любимый персонаж Иван Мазепа в чине войскового есаула присутствовал на избирательном соборе в Киеве в июле 1685 года митрополита Гедеона, заранее согласившегося поехать на поставление в Москву. Мазепа во главе четверки полковников наблюдал на соборе, чтобы выборы прошли правильно.
Избрание продвигаемого гетманом Самойловичем митрополита Гедеона тогда состоялось, хотя он сам и отсутствовал на выборах, как и его основной соперник — архиепископ Черниговский Лазарь Борковский. Короче говоря, похоже, что старшина совсем не возражала против действий гетмана по переподчинению Киевской митрополии под власть Московского патриарха. Более того, она ему содействовала.

Как бы там ни было, но Преловская в итоге признает, что «при активном участии гетмана Ивана Самойловича Киевская митрополия попала под власть Московского патриархата». По крайней мере, один «украинец» выступал за это. Но был он то ли «малахольный», то ли «предатель». Преловской не понятны мотивы действий Самойловича, хотя они и на поверхности. Самое простое объяснение.
Гетман Иван Самойлович (1672–1687) был тем самым гетманом, который закончил период «Руины» или, иначе говоря, при котором «Руина» закончилась. За ней последовал период стабилизации и окончательного устройства на Левом берегу автономного, находящегося под властью царя «Войска его царского пресветлого величества Запорожское» — так официально именовалось то, что позднее стали называть Гетманством или Гетманщиной.
За Самойловичем пришел Мазепа, при котором начался очевидный экономический и культурный подъем Гетманщины, закончившийся катастрофой мазепинщины в 1708–1709 годах. При выходе из «Руины» гетман Самойлович по всем направлениям консолидировал свою власть. Самая тяжелая проблема досталась ему из предшествующего периода — это разрушение прежней системы земельной собственности.

Состоявший на службе у польского короля французский военный инженер Гийом де Боплан (1595–1673) так расценивал ключевое событие Хмельниччины: «Нанеся поражение полякам, казаки поднялись в количестве 200 тысяч и, выиграв кампанию, сделались хозяевами протяженного края».

Казачье хозяйничанье означало ликвидацию всей военно-служилой элиты Речи Посполитой в этом крае — ее истребление или изгнание, лишение ее всего имущества. Попутно в крае были уничтожены все католические костелы и монастыри, снесены синагоги.
Затронувший по нескольким направлениям земельную собственность конфликт потряс все основания местного общества. На этом фоне нельзя сказать, что отношения Киевской митрополии складывались идеально с казачеством, провозгласившим себя якобы «защитником» православия на «освобожденных» территориях.
Если посмотреть на Хмельниччину с другой стороны, то она выглядит как беспощадное завоевание. В общественном низу шли массовые стихийные покушения со стороны казаков и показачившихся вслед за шляхетской и костельной на православную церковную собственность. Так что в реальной жизни православные церковники очень плохо смотрели на казачьи буйства.
Первым в их историческом ряду был митрополит Киевский Сильвестр Коссов, до конца своих дней сохранивший верность королю Яну-Казимиру. Для утверждения своего «завоевания» казачьи предводители нуждались в установлении стабильных отношений с церковью. Поэтому со времен Хмельницкого значительная часть универсалов его и последовавших за ним гетманов — это охранные грамоты православным церквям и монастырям.
Кроме того, после Переяславской рады и всех последовавших за ней событий с изменами гетманов именно православные церковники на контролируемой гетманами территории вместе с мещанами выражали лояльность верховной власти русского царя, в отличие от переменчивых настроений в казачестве. У малороссийских церковников еще с начала ХVII века сложились собственные каналы информирования царского правительства о событиях в крае.
Обратной стороной отношений зависимости Гетманства от России был непрерывный поток в Москву доносов и череда интриг. Конкретно гетману Самойловичу не нравилось, что находившиеся вне его формальной власти церковники Киевской митрополии имели собственное политическое влияние. И хотя участие представителей духовенства в радах по избранию гетманов было достаточно бессистемно и символично, церковная реформа Самойловича была направлена на умаление политической самостоятельности малороссийского духовенства в Гетманстве.

Так вот, переподчинение Киевской митрополии под власть Московского патриарха открывало возможность гетману Самойловичу урегулировать отношения с местной церковью на основе ее подчинения гетманской власти. В результате возникала такая симметричная конструкция отношений гетманской автономии и центральной власти: в Москве — царь и патриарх, в подчиненном им Гетманстве — гетман и митрополит.
Власть гетмана над митрополитом Киевским была утверждена при поставлении в 1685 году на Москве патриархом Иоакимом первого митрополита Киевского и всея Малыя России Гедеона Четвертинского.

Во-первых, власть гетмана над митрополитом утверждалась через процедуру «вольного избрания». Все три первые митрополиты Киевские и всея Малыя России — Гедеон Четвертинский (1685–1690), Варлаам Ясинский (1690–1707) и Иоасаф Кроковский (1708–1718) были личными креатурами гетманов, а не Московского патриарха или прямо царя. Митрополит Гедеон был свойственником гетмана Самойловича. Варлаам Ясинский был старшим другом Мазепы со времен учебы последнего в Киево-Могилянской коллегии.
Сейчас украинские «свидомые» историки любят порассуждать на счет порядка «вольного избрания» этих митрополитов в Гетманстве. На самом деле «вольное избрание» было заключительным ритуалом после того, как гетман определял единственного кандидата и согласовывал его кандидатуру с Москвой. Поэтому итоговое голосование на избирательном соборе производилось по принципу «едиными усты и едиными гласы».

Во-вторых, жалованной настольной грамотой 1685 года цари ставили Киевского митрополита в подчиненное положение к гетману по части внешних сношений с Польским королевством по духовным и по всем прочим делам. Митрополит Киевский был обязан сообщать гетману о всех посланиях, прибывших к нему из-за рубежа, а сами эти послания пересылать к гетману. Далее гетман был обязан сообщать об этих посланиях царю. Митрополит ставился в подчиненное положение к гетману.

Теперь о выражениях недовольства при переподчинении Киевской митрополии от Константинопольского к Московскому патриарху. Действительно, избрание на соборе в Киеве в июле 1685 года первого митрополита Киевского и всея Малыя России проходило с некоторыми трениями. Ведь переподчинение поднимало вопрос о необходимости сохранения прежних привычных практик и церковного обычая, которые разнились от таковых в Московском государстве.

В августе 1685 года митрополит Белгородский Авраамий переслал патриарху Иоакиму копии с листов, поданных гетману Самойловичу лицами, собравшимися в Киеве для избрания митрополита, чтобы «киевскому митрополиту жить в киевской митрополии за благословением святейшего патриарха Константинопольского» «по их черкасским обыкностям». Одно письмо содержало восемь статей требований. Другое — восемнадцать. Главным требованием была переуступка Киевской митрополии Вселенским патриархом.
Отдельно главные требования изложил сам гетман Самойлович в грамоте к царям в Москву. В итоге все требования, за исключением одного — признания экзархата Константинопольского патриарха, были приняты и подтверждены отдельной царской грамотой на права и вольности избранного митрополита Гедеона и всего причта. Основа для конфликта была снята.
Киевская митрополия стала первейшей среди российских. Митрополит оставался высшей инстанцией церковного суда. Подтверждалась вольность его избрания. Оставлялись собственная типография и учебные заведения с преподаванием греческого и латыни.

Украинские «свидомые» историки сейчас рассуждают относительно того, что жалованная грамота 1708 года Петра I Киевскому митрополиту Иоасафу Кроковскому одним своим пунктом обозначала «страх Москвы», что Киевская митрополия может вернуться под власть патриарха Константинопольского. Однако при этом они умалчивают тот простой факт, что именно малоросса Короковского в Успенском соборе посвящал в сан другой малоросс — Стефан Яворский.
В этой связи показательно, что ни один иерарх Киевской митрополии в том самом 1708 году не поддержал мятеж Мазепы. И всего по делу измены Мазепы были наказаны трое малороссийских церковников. В 1712 году в Архангелогородскую губернию были сосланы батуринский архимандрит Гедеон Одорский, монах Семен Остафьев и лохвицкий протопоп Иван Рогачевский.

Киевская митрополия, дотоле лелеемая Мазепой, устояла против прелестей его измены. Царь Петр во время борьбы в Малороссии с Карлом ХII для противодействия Мазепе посылал к склонявшимся к мятежу запорожцам для увещевания архимандрита межигорского Иродиона Жураховского.
Малороссийские архиереи — епископы Черниговский и Переяславский — послали пастырское послание к народу о предании Мазепы проклятию и увещевали повиноваться новоизбранному гетману Скоропадскому. Когда Мазепа в 1709 году умирал в Бендерах, в его круге не оказалось ни одного православного священника из Малороссии для исполнения треб.

Ситуация с малороссийской церковью оказалась обратной, чем сейчас утверждают «свидомые» историки. Малороссийские церковники ни в каком виде нисколько не стремились тогда вернуться под власть турецкого патриарха. И наоборот, малороссийские церковники толпами побежали в РПЦ строить Империю.

Историк Константин Харлампович так написал, лучше и не скажешь, об этом в своей монографии в 1914 году:

«Время с 1700 года до вступления на престол императрицы Екатерины II может быть по справедливости названо периодом наивысшего развития малороссийского церковного влияния в Великороссии.
И политические виды, и церковные планы, и личные симпатии целого ряда государей, начиная с Петра I и кончая Елизаветой Петровной, дали преобладание в русской церкви малороссам, которые заняли большинство архиерейских кафедр, настоятельские места в виднейших монастырях и, в связи с этим, получили первенствующее положение в учрежденном в 1721 году Св. Синоде, не говоря уже о том, что играли видную роль в епархиальном управлении.
Из 127 архиереев, занимавших в 1700–1762 году великорусские епископские кафедры, 70 принадлежали к мало- и белорусам, а 47 к великорусам. Малороссы были в большинстве духовниками государей, входили в штат придворного духовенства и некоторых соборов Москвы и Петербурга. Они руководили религиозным обучением светского и военного юношества, направляли совесть солдат и моряков в качестве военного и морского духовенства.
Они представляли русскую церковь за границей в качестве посольских священников и иеромонахов. Они ведали организацией миссионерского дела как в пределах России, так и вне ее (в Китае). Они почти исключительно являлись проповедниками и экзаменаторами ставленников, должности каковых впервые учреждены в изучаемом периоде. Наконец, в их руки передано было почти все духовно-школьное дело…
Самая служба малороссов в центре великороссийского племени, а также на видных постах, вблизи центральной власти, где они проникались видами высшего правительства, парализовала часто в них мечты не только о политической и церковной независимости Малороссии, но и о возможности отстоять особенности ее церковного строя.
Попадая в конце жизни в Малороссию, такие лица становились сами орудиями централизационных и нивелирующих планов правительства по отношению к родине. Таковы были киевские архиереи Варлаам Ванатович (1722–1730), Рафаил Заборовский (1731–1747) Арсений Могилянский (1757–1770)».(1)

Спрашивается, при таком блестящем состоянии дел у них, зачем нужен был малороссийским церковникам разрыв с РПЦ? Более того, сам Мазепа в бытность свою гетманом всячески способствовал продвижению церковников из Киевской митрополии на верх российской церковной иерархии. Самый главный такой «мазепинский выдвиженец» — это Стефан Яворский, назначенный указом Петра I от 16 декабря 1700 года «экзархом, блюстителем и администратором патриаршего стола».
Кроме того, здесь следует упомянуть еще и святителя РПЦ Дмитрия Ростовского (Туптало), а также митрополита Сибирского Филофея Лещинского, епископа Холмогорского Сильвестра Крайского и др. На публичном обличении Мазепы и царском панегирике на самый верх РПЦ поднялся будущий синодальный реформатор и вице-президент Синода малоросс Феофан Прокопович и т. д.

Подведем итог. Главная несостоятельность «свидомой» исторической критики акта присоединения Киевской митрополии к Русской православной церкви заключается в том, что события очевидного государственного подъема, интеграции и строительства Российской империи они оценивают с позиций совсем другой исторической эпохи — ее упадка.
О поступках и мотивации культурных групп с иными ценностными установками и иной идентичностью — «казаки» и «малоросы» — эти «свидомые» историки судят с позиции своей собственной культурной группы — «украинцы». В итоге история рисуется ими как «украинский» конструирующий миф в процессе собственного нациостроительства. Вот именно в этом плане и характерно непонимание проф. Преловской мотивации гетмана Самойловича с его церковной реформой 1685–1686 годов.

«Свидомая» украинка Преловская полагает, что гетман Самойлович — это «украинец». С позиции украинства действия Самойловича выглядят нелогично. Что касается самого Самойловича в его историческую эпоху, то он сам себя считал «козаком» — потомком хазар. Ну и, кроме того, как истый представитель казачьей старшины Самойлович мечтал стать «паном» и, если не таким, как в Речи Посполитой, то таким, как по соседству у «москалей», т. е. боярином.
Подобные установки культурной группы, к которой принадлежал Самойлович, и обеспечивали центростремительное движение «всея Великия и Малыя, и Белыя» России. С «украинцами» же у нас получается лишь центробежный процесс, поскольку в вышеприведенной формуле они не значатся. Поэтому и каких-либо конструктивных итогов у перепалок типа Нищук — Клинцевич быть не может. Позиции просто не стыкуются.

Дмитрий Семушин
(1) Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т. 1. Казань, 1914. С. 459, 461.