СМИ

Уже два века в России есть устойчивая и мощная традиция англомании — благоговения перед английскими образцами и установлениями. Не у всех, конечно, Пушкина с его описанием идеального британского либерализма — «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! Какое холодное варварство с одной стороны, с другой — какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона» — трудно причислить к англоманам, тут наше все скорее предвосхищает К. Маркса, но в общем — это редкое исключение. Гораздо чаще мы встречаем лесковское «Люблю англичан, характерный народ», герценовское «Князь Дмитрий Голицын, — сказал как-то лорд Дюрам, — настоящий виг, виг в душе». Князь Д. В. Голицын был почтенный русский барин, но почему он был «виг», с чего он был «виг» — не понимаю. Будьте уверены: князь на старости лет хотел понравиться Дюраму и прикинулся вигом. Или купринское «Сашка сам, без приглашения, играл им (английским матросам) «Rule Britannia». Должно быть, сознание того, что они сейчас находятся в стране, отягощенной вечным рабством, придавало особенно гордую торжественность этому гимну английской свободы. И когда они пели, стоя с обнаженными головами, последние великолепные слова: Никогда, никогда, никогда Англичанин не будет рабом! — то невольно и самые буйные соседи снимали шапки. И не только в русской литературе, вспомним, что в 1917 году февралисты по образцу П. Н. Милюкова в немалой степени были англоманами — учиним славную революцию и заживем в веселой старой России. В сознании русского человека есть (или было) великое множество устойчивых представлений, весьма лестных для англичан. Великая литература — от Чосера до Толкиена, справедливые и беспристрастные суды Ее (Его) Величества, habeas corpus, английский газон, который подстригают триста лет, замечательная сила традиций, фунт стерлингов, веселая старая Англия, «Битлз», Оксфорд и Кембридж и так далее — все хорошо, все замечательно. И не может в такой стране с трехсотлетним газоном не быть соответственно мудрой политики — не то, что в России, где из века в век одно и то же: дураки, дороги, а самое ужасное, как говорил философ А. М. Пятигорский, проживший 35 лет в Лондоне, «херня, всяческая херня» (в оригинале звучало более энергически). Что в России — тема отдельная и грустная, но то, что происходит с Брекзитом, причем уже не первый год, полностью подпадает под приговор Пятигорского. Не будем вдаваться в бесконечные подробности парламентских переголосований по условиям выхода, заметим лишь, что они показывают непонимание принципиальной особенности внешней политики, суть которой в том, что она именно внешняя, те есть зависящая от воли не только Лондона, но и Брюсселя, соглашение должно быть взаимоприемлемым. Как говорил Остапу монтер Мечников, «Дуся, согласие есть продукт при непротивлении сторон». До британских дусь эта истина недоходчива. Они искренно полагают, что здесь другой принцип: «Нарисуем — будем жить». Ключевое понятие компромисса здесь отсутствует. Таково теперь политическое сознание в матери всех парламентов. Совершенно по Л. Д. Троцкому — «Без царя, а правительство рабочее», а равно «Ни мира, ни войны, а армию распустить». Свободный народ мыслит не лучше. Миллионная демонстрация с требованием провести новый референдум, ибо, как отметил мэр Лондона Садик Хан, в 2016 году британцы «не отдавали свои голоса за плохую сделку с ЕС или за выход из Евросоюза вовсе без сделки». «Пора дать нам, британскому народу, последнее слово», означает, что для англичан такого понятия, как fair play, больше не существует. Ибо fair play — это в первую очередь умение проигрывать. Если джентльмен поставил на карту 50 гиней и карта оказалась бита, он не говорит, что это была неправильная карта и не требует повторно метать банк. Джентльмен с невозмутимым лицом отсчитывает 50 гиней. А требование артиста Бенедикта Камбербэтча, певца Элтона Джона, писательницы Джоан Роулинг, футболиста Дэвида Бэкхема и других, чтобы Великобритания осталась в ЕС — и никаких гвоздей, уже напоминает чисто российский обычай, идущий еще от кипучей перестройки, в рамках которого артист А. В. Макаревич не только поет ртом, но еще и пасет народы. При Уильяме Питте такого не было. Понятно, что за удовольствие не зависеть от Брюсселя и подчиняться только Ее Величеству надо платить, и плата эта может быть тяжелой, но уж точно не тяжелее, чем то, что переживали островитяне летом 1940 года. Описывая те дни, премьер Черчилль употребил заголовок «Их самый славный час». Про весну 2019 года это сказать трудно. Но вся эта нескончаемая собачья свадьба (то есть собачий развод) может иметь далеко идущие последствия для англоманской традиции. Наблюдая то, что мы сейчас наблюдаем, нельзя отделаться от впечатления, что соль, то есть основополагающая британская традиция, утратила свою силу. А тогда она ни на что не годится, кроме как выбросить ее на попрание людям. Но впечатляющие британские преимущества, такие, как оффшорное правосудие (Высокий суд Лондона, в котором тягаются сильные и богатые со всего мира), как образовательная система (университеты, где учится молодежь со всего мира), как статус «всемирного хаба» (по определению лейбористского министра Миллибэнда), то есть прачечной мира, сменившей мастерскую мира, — все они связаны с бесперебойной и эффективной работой политического механизма, насчитывающего не одну сотню лет. Если такого механизма больше нет, то исчезают и оффшорные приятности. Да, не сразу. Инерция может быть сильна, и временной лаг, возможно, солидный — неизбежен. Но английская олигархия, откуда и были все приятности, как эстетические, тешившие англоманов, так и сугубо практические (тот же Лондонград), решила самоликвидироваться. Со всеми проистекающими последствиями. А островная держава со статусом Польши или Эстонии таких впечатляющих преимуществ иметь уже не будет. Максим Соколов, РИА