СМИ

С Крымом мне было всё понятно ещё в 2010 году: я приезжал на полуостров оценить «виды на урожай» — встречался с казаками, представителями русских общин, депутатами местного почти полуавтономного парламента. Полуостров тлел, иногда вспыхивал, но курса не менял — шёл в Россию тихим ходом, хотя об этом и не говорили вслух Украина в Крыму присутствовала лишь в виде дорожных указателей на мове — державного, установленного образца. Хотя «Беркут», тот самый «Беркут», записанный в число первых безвинно претерпевших от «майдана», ещё прилежно месил дубинками крымских активистов, когда они пытались протестовать против украинизации, первых телодвижений натовцев или просто ставили поклонные кресты. Но «Беркуту» майдановцы всё объяснили на «площади свободы» в Киеве, поэтому уход «гражданской» части Крыма в Россию прошёл абсолютно мирно. Насколько я могу судить, как человек, работавший на восьми «цветных революциях» по всему миру. Для меня интереснее были переход и переприсяга военных частей ВСУ, расположенных в Крыму. И на мой взгляд, это не до конца прописанная страница истории «крымской весны». Возможно, из-за секретности самого процесса. Расскажу, что увидел сам. За четыре дня до референдума воинская колонна с «вежливыми» выдвинулась из Севастополя в 7 часов утра — мне позвонили добрые люди, предупредили. Я встретил её на въезде в Симферополь, возле так называемой стелы, и поехал следом. Мы пересекли часть города и оказались на шоссе, идущем в Ялту. В десятке километров от Симферополя колонна свернула влево — в Перевальное, где на тот момент базировалась 36-я Отдельная бригада береговой обороны. Не стесняясь особо, армейские КамАЗы въехали прямо в парк техники. Из машин горохом посыпались «зелёные человечки», растягиваясь цепью вдоль бетонных заборов. Ворота части изнутри подпирал БТР, на КПП стояло отделение вооружённых украинских морпехов, перекрывая вход в часть. Поодаль расположились батюшка из автокефальной церкви и его паства в вышиванках и с жовто-блакитными флагами — человек десять. Офицер, командующий «вежливыми», подошёл к коллегам из ВСУ и доложил: «У меня приказ занять периметр, здесь — от угла забора и до банкомата». (Банкомат торчал прямо из стены КПП.) Украинские офицеры пожали плечами, мол, раз есть приказ — так занимайте. И тогда молодой паренёк-срочник не выдержал. С РПК в руках он спрыгнул в бетонированный окоп для стрельбы стоя — он был прямо в десятке метров от ворот части. Утвердил пулемёт на сошках и начал судорожно дёргать затвор. Скажу честно, в эти секунды я сам заметался, потому что оказался со своей видеокамерой точно на линии огня, и деться было некуда — слева и справа заборы. «Вежливые» начали залегать и опускать предохранители. Но ситуация разрешилась в одну секунду. К одинокому стрелку подбежал украинский офицер (надо заметить, здоровый дядечка) и, крепко ухватив за шиворот пулемётчика, выволок его из окопа. Вместе с пулемётом. На этом сопротивление закончилось. Ровно через год я приехал в Перевальное — писал о том, как интегрировались военные, перешедшие из ВСУ в армию России. У ворот меня встретил тот самый могучий офицер, замкомандира бригады Валерий Бойко. Я напомнил ему историю из «крымской весны». Валерий засмеялся. — У него патронов не было. И в БТР не было, всё заперли на складах. — Как вы интегрировались? — Веришь, ушли и даже не оглянулись. Дмитрий Стешин, RT