СМИ

Когда датчане на Рождество собираются вокруг яслей Христовых и поют псалмы, это отнюдь не из-за религиозных убеждений или истовой веры.

Современное отношение датчан к христианству в значительной степени обусловлено политикой идентичности и замешано скорее на этнокультурных взаимосвязях внутри общества, чем на глубоком религиозном чувстве. Но светские христиане заблуждаются в своем убеждении, что такое ослабленное христианство уже не может стать инструментом в руках реакционных сил.

Так считает всемирно известноый французский писатель и религиовед Оливье Руа (Olivier Roy), автор многочисленных книг об исламе, христианстве и светском обществе Запада.

«Традиции, музыку, культуру и обычаи можно ценить и без веры. По-своему это весьма удобно. Так никто не связан христианской заповедью возлюбить ближнего своего», — считает Оливье Руа.

«Мы имеем дело не с христианской идентичностью вообще, а с конкретной датской христианской идентичностью», — говорит Руа по телефону из Флоренции. Он — профессор политологии Европейского университета.

Пастор из Копенгагена

В своей последней книге — на датском она вышла в начале года — Руа задает провокационный вопрос: «Можно ли считать Европу по-прежнему христианской?». И отвечает: нет, нельзя.

«Европа уже не христианский континент», — говорит Оливье Руа, подчеркивая сдвиг в нравственных ценностях северной Европы во время студенческих восстаний 1960-х.

Если католическая церковь боролась с бунтарскими идеалами свободной сексуальности, феминизма и прав геев, то большинство протестантских церквей (скандинавские, немецкая евангелическая и отчасти англиканская) осудили гонения на феминизм и однополые браки, потому что главная христианская заповедь — это любовь.

«Но это было лишь дальнейшим развитием уже существующей тенденции. Еще немецкий богослов Дитрих Бонхёффер (Dietrich Bonh?ffer, 1906-1945) выдвинул концепцию „безрелигиозного христианства", увидев в светскости новое проявление божественной сущности и новый способ общения с миром. Иными словами, секуляризация рассматривалась не как угроза, а как возможность обновить церковный призыв. Это адаптация богословия к светскому обществу, и она прошла долгий путь. Настолько долгий, что теперь даже верить в Бога — и то не обязательно», — говорит Оливье Руа.

В своей речи о североевропейском христианстве и его вольностях Руа упоминает «нашумевший случай с копенгагенским пастором». В 2003 году пастор из Люнгбю-Торбека Торкиль Гросбёлль (Thorkild Grosb?ll) произвел фурор, заявив, что не верит в Бога-создателя. По словам Руа, это типичный случай секулярного христианства, выхолощенного от религии, но исполненного политики идентичности.

«На примере Дании мы видим, что дело не столько в вере, сколько в некой принадлежности. Церковь — своего рода культурный, этнический клуб. Вы прихожанин уже потому, что датчанин, а в церковь ходите слушать псалмы — и еще потому, что она напоминает вам о детстве», — говорит Оливье Руа.

В Великобритании встречаются епископы и духовенство с индийскими и африканскими корнями. В католической церкви немало епископов родом из Африки или Южной Америки. Католическое богословие и его главный призыв по сути своей универсальны — пусть [лидер партии «Лига Севера»] Маттео Сальвини и узурпировал христианство ради политических целей. В датской же народной церкви это немыслимо, считает Руа.

«В сложившейся ситуации трудно даже представить себе датского епископа из Африки. Я не говорю, что это табу, или что в церкви царит сегрегация. Дело не только в вере. Чтобы стать членом датской народной церкви недостаточно просто быть лютеранином. Нужно нечто большее. Надо быть еще и датчанином».

Поэтому недатчанину нет никакого смысла переходить в датскую народную церковь, потому что вера по сути своей вторична, а то и вовсе не имеет значения, считает Руа. «Люди меняют веру из религиозных соображений. Светский клуб им не нужен. Поэтому новообращенцы идут к евангелистам, иногда в католическую церковь. Они хотят сильной религии».

Политика убивает религию

Когда Руа говорит, что Европа больше не христианский континент, это не от недостатка христианских символов, ценностей и лозунгов в общественном пространстве и в общественных дискуссиях. Но потому, что христианство в своем нынешнем виде свелось к политике идентичности в руках политических сил, которые преследуют особые цели.

«Когда христианство становится официальной идеологией государства, религия умирает», — провозглашает Оливье Руа наперекор борцам за консервативные ценности — венгерскому премьеру Виктору Орбану (Viktor Orb?n), вышеупомянутому Маттео Сальвини и лидеру польской партии «Право и справедливость» Ярославу Качиньскому (Jaroslaw Kaczynski). Все они провозгласили защиту Европы и национальной христианской идентичности частью своей политической программы.

«В этом отношении к датчанам ближе всего Сальвини. Он считает, что христианство принадлежит народу, который волен поступать как ему вздумается. Верить не обязательно, потому что церкви христианство не принадлежит. А раз верить не обязательно, нужно просто делать вид, что соблюдаешь христианские традиции. Он пользуется христианскими символами — например, теми же четками — но к алтарю не идет. Не смеет. Свою веру он не акцентирует».

Взяв на вооружение христианство, национально-консервативные силы рискуют подточить религию, лишив ее веры. Вера в распятого Бога становится декорацией, превращается в китч. Руа отсылает к Польше, где правящая партия «Право и справедливость» поддерживает тесные отношения с католической церковью.

«Если ты ходишь в церковь, значит, ты противник иммиграции. Если ты левый или либерал, то в церковь ты не ходишь, потому что считаешь ее чересчур консервативной и реакционной. Политика убивает религию. Это как в Иране. Исламская революция в Иране убила шиитский ислам. Если ты ходишь в традиционную мечеть, это значит, что ты поддерживаешь режим. Поэтому люди ищут что-то другое», — говорит Руа.

«Смысл в том, что став идентичностью, христианство перестает быть религией».

Мусульмане

Ставя свой диагноз христианской идентичности европейцев, Оливье Руа выступает как один из наиболее известных уважаемых голосов в международном споре о взаимосвязи исламского богословия, джихада и терроризма. Эта дискуссия поссорила Руа с хорошим другом и соотечественником профессором политологии Жилем Кепелем (Gilles Kepel) — он не согласен с тем, как Руа объясняет появление в 2010-х годах на Западе нового поколения джихадистов.

Жиль Кепель утверждает, что на воинствующих исламистов сильно повлиял консервативный и традиционалистский ислам — так называемый салафизм. Руа же склонен считать терроризм нового поколения молодежным бунтом против властных, самодовлеющих родителей. Иными словами, Руа видит корни терроризма в исламизации радикалов, а Кепель — в радикализации ислама.

Какой бы ни была эта причинно-следственная связь, мусульманская культура иммигрантов нового поколения проверяет европейское христианство на прочность. Христианство, его ритуалы и институты для датчан и других светских европейцев стали средством выражения своей идентичности, отсюда сильная реакция на встречи с мусульманскими сообществами, где религия по-прежнему играет большую роль — как живая, пламенная вера.

Но, столкнувшись с мусульманскими иммигрантами, которые не просто механически следуют своим убеждениям и доктринам, датчане лишь укрепляются в своей идентичности светских христиан, считает Оливье Руа. По его мнению, встреча культур не сделала светский Запад более религиозным.

«Другими словами, политика христианской идентичности влечет за собой секуляризацию. Она не возвращает людей на церковную скамью. Как раз наоборот», — говорит Руа. Он снова ссылается на Польшу, где правящая партия «Закон и справедливость» использует христианство в рамках культурной борьбы с исламом и иммиграцией. «В 2000 году в церковь ходили 51% поляков. Сегодня — всего 36%».

Но при том, что число прихожан сокращается, убежденные христиане все больше укрепляется в своей вере. Получается, что христиан стало меньше, но они стали больше христианами.

«Мы видим, что христиане, оставшиеся христианами, стали еще религиознее. Их стало меньше по сравнению с остальной частью общества, но они даже более религиозны, чем раньше», — говорит Оливье Руа, снова ссылаясь на польских католиков. Раньше таинство евхаристии совершали лишь 7% прихожан, сегодня — около 18%.

Поэтому сегодня христиане Европы должны осознать, что они стали меньшинством. Перед ними встал не только религиозный выбор, но и выбор экзистенциальный.

«Они могут вернуться к универсализму и снова начать проповедовать. А могут выбрать политику идентичности и усилить секуляризацию христианства», — заключает Руа.