СМИ

С середины 17 века геополитические расклады в Центральной Азии были примерно ясны: с севера Россия, с востока Китай, с юга Персия, с запада, из-за Каспия — защитница тюрок и суннитов Турция. Сегодня ситуация удивительным образом повторяется, но как и тогда «черным лебедем» в нее ворвался Афганистан. Без понимания движущих сил истории страны с этой «птицей» не справиться.
В 1747 году вспыхнула яркой звездой отделившаяся от Персии афганская империя Дуррани, но быстро погасла в междоусобных и трех последующих англо-афганских войнах. Так здесь появился новый игрок, и почти на весь 19 век и начало 20-го Центральная Азия стала полигоном т.н. «Большой игры» — соперничества между Российской и Британской империями. И всё это время ключом соперничества оставался Афганистан.
«Игра» закончилась Англо-русской конвенцией 1907 года и присоединением к России всей Центразии до Памира, Кушки и Копетдага, а также северной половины Ирана в виде сферы влияния. Британия получила в сферу влияния Афганистан, юго-восток Ирана и неявный отказ России от Тибета. Это был редкий случай, когда российский генералитет открыто выступил с критикой правительства. Военных возмутило то, что граница, которую Россия закрепила, и так была уже почти бесспорной, в то время как Британия в южном Афганистане крепко завязла. Лучшей в стратегическом плане границей военные видели хребет Гиндукуш, разрезающий эмират с востока на запад.
Все же такой исход «Большой игры» можно было бы считать победой России, если бы он не был закреплен в договоре, оформившем создание Антанты. Т. е. если бы России не пришлось ради этих приобретений стать союзником Британии. Напомним, на передачу России Константинополя и проливов Британия согласилась только в марте 1915 года, уже в ходе Первой мировой войны. Ни на какие заморские колонии, из-за которых сцепились Британия и Германия, Россия не претендовала. Да, свою роль сыграла зависимость от французских займов и многие другие факторы, но получается, что в фатальную для себя войну Россия ввязалась из-за нескольких долин Памира, оазиса Пенде вокруг Кушки и, в случае гипотетического раздела Персии — за право встать русским сапогом в пыльной пустыне в 350 верстах от Индийского океана. Так борьба за Центральную Азию стала одной из причин гибели Российской империи.
Афганистан же с начала 1920-х годов занял на международной арене удивительную нишу. Страна с полунатуральным хозяйством умудрилась наладить ровные отношения с СССР, Западом (включая и Германию 1930-х), с исламским миром. Удалось гармонизировать межэтнические отношения. Политическую и военную верхушку составляли пуштуны, несмотря на то, что после англо-афганских войн большая часть этого народа, а также родственных белуджей оказалась в границах Британской Индии, позднее — Пакистана. И какими бы дружественными ни были отношения с Исламабадом у того или иного правительства в Кабуле, эту границу (т.н. «линия Дюранда») Афганистан не признаёт до сих пор. В то же время, вторым государственным языком был признан дари (фарси-кабули, кабульский фарси, говор, мало отличающийся от тегеранского и еще меньше от душанбинского) — родной язык большинства населения северного, центрального и западного Афганистана: не только таджиков, но и хазарейцев (некогда тюрко-монголов), многих узбеков (практически все они владеют дари наравне с родным) и даже пуштунов-дуррани западных провинций. Это основной язык Кабула, бизнеса, культуры.
Страна медленно, но открывалась миру. Недавно группе афганских подростков показали фотографии одного города: чистые улицы, витрины бутиков, женщины, одетые по европейской моде, группа девушек в джинсах и юбках выше колен. Подростков попросили сказать, какой это, по их мнению, город. Город они назвать не смогли, но уверенно заявили: «Америка!». Это был Кабул. Да, непоследовательные и ограниченные реформы почти не касались 90% сельского населения, процветала коррупция, духовенство было недовольно тем, что его медленно, но настойчиво отстраняли от сферы образования, а король Мухаммед Захир Шах слишком часто летал в Москву, чтобы просто поохотиться с Леонидом Ильичом Брежневым. Однажды на всё это наслоились несколько лет засухи, заморозков и неурожая…
Мнение о том, что разрушение Афганистана началось с Саурской (Апрельской) революции 1978 года, устроенной Народно-демократической партией (НДПА), ее последующего раскола и вмешательства СССР, не совсем верно. У Афганистана тоже была своя «Февральская революция» — свержение короля его двоюродным братом Мухаммедом Даудом в июле 1973 года. Но революция побеждает только при одном «маленьком» условии: если все получают всё. Хотя бы временно. «Свободу, равенство и братство», «Землю крестьянам, заводы рабочим, мир народам», «Кружевные трусики Евросоюза», на худой конец (какая страна, такая и революция). Иначе несбывшихся надежд народ не простит, а контрреволюция — самый мягкий вариант выхода из кризиса, увы, и самый редкий. Более распространенные: жестокая диктатура или чехарда «революций», гражданских войн, интервенций. Дауд, естественно, хотел остановиться на диктатуре, но получилось второе. Страна пошла вразнос и пребывает в нем уже 40 лет.
Вывод советских войск после девяти с небольшим лет участия в войне в Афганистане (декабрь 1979 — февраль 1989) привел в конечном счете к победе моджахедов в апреле 1992 года и к новой войне уже между победителями, в результате чего был разрушен Кабул, ранее почти не пострадавший. Едва помирившись, «старые моджахеды» решили проводить многовекторную внешнюю политику, налаживая отношения со всеми соседями, с Западом, даже с Россией и, что особенно раздражало Пакистан — с Индией. В сентябре 1996 года в результате стремительного наступления Кабул был взят отрядами нового, созданного в Пакистане движения Талибан*.
Гневное осуждение мировой общественности вызвало уничтожение талибами в марте 2001 года гигантских статуй Будды в горах Бамиана. Их не остановило даже мнение ведущих исламских богословов о том, что существование статуй не противоречит требованиям ислама, поскольку здесь и сейчас эти изображения уже не являются «идолами», объектами поклонения. Кроме того, как заметил один из профессоров Университета аль-Азхар в Каире, своим решением о разрушении статуй талибы заявили, что в предыдущие 1200 лет в Афганистане якобы был какой-то «неправильный ислам». И, конечно, преступлением Талибана стало предоставление убежища Усаме бен Ладену, ответственному за террористическую атаку на США 11 сентября 2001 года.
Но тогда же Талибан допустил еще одну ошибку, на которую мало, кто обратил внимание, но которая могла закончить историю Афганистана вообще. Талибы провозгласили пушту, язык 35% населения страны, единственным государственным. Дари этого статуса был лишен. Картину дополнили изгнание чиновников-северян, переселение пуштунских племен на север и открытый геноцид шиитов-хазарейцев. К 2001 году гражданская война в Афганистане приобрела явные черты межэтнической и межрелигиозной. Столетиями складывавшаяся нация оказалась на грани раскола. Сыграв на националистических чувствах талибов (в подавляющем большинстве пуштунов), Исламабад попытался так решить проблему «линии Дюранда» — афгано-пакистанской границы: «Мы признаем весь Афганистан страной пуштунов, вы отказываетесь от претензий на пуштунские районы Пакистана». Почти «европейское» представление о нации, не считая методов «национального строительства».
В октябре 2001 года началась военная операция международной коалиции во главе с США против движения Талибан. Через месяц с небольшим «Северный альянс» (таджики, узбеки, хазарейцы) очистил от талибов весь север страны и Кабул. В ходе освобождения были отмечены многочисленные случаи убийств пленных талибов, давления и насилия в отношении пуштунского населения в целом.
Известно, что в соответствующих структурах коалиции рассматривались несколько вариантов де-факто или де-юре раздела Афганистана, как способа окончательного решения афганской проблемы и умиротворения этого региона. Но кажущаяся легкость окончательной победы (талибы были дезорганизованы и временно почти прекратили сопротивление) сделала раздел неактуальным. Сыграли свою роль и другие факторы. Против возможной дезинтеграции Афганистана резко выступала Индия. Что интересно, Пакистан относился к такой перспективе двояко. С одной стороны, образование в южном Афганистане этнического пуштунского государства поставило бы вопрос о присоединении к нему территорий Пакистана, населенных пуштунами и белуджами. С другой стороны, и целостный Афганистан несоизмеримо слабее Пакистана в военном и экономическом отношении, зависит от его инфраструктуры, поэтому Пуштунистан неизбежно превратился бы в «суверенный», но протекторат Пакистана.
Еще одна причина отказа от раздела Афганистана — опасения США, что северный Афганистан попадет в сферу влияния Ирана. Опасения беспочвенные, поскольку местные таджики — сунниты, и языковое единство перед этим фактором отступает. О чем свидетельствует, кстати, резкое охлаждение отношений между Ираном и Таджикистаном в последнее время. Афганские узбеки в значительной мере ориентируются на Узбекистан и Турцию. Безусловно тяготеют к Ирану только хазарейцы-шииты центрального Афганистана, те самые, которые сегодня сражаются в Сирии за иранское гражданство. Но в 2001 — 2002 годах США не слишком вникали в эти тонкости. Как сказал один американский дипломат российскому: «Я консультировался. Различия между суннизмом и шиизмом в богословском плане не больше, чем между католиками и англиканами».
Но, возможно, главной причиной отказа от раздела стал общий подход США к «разрешению» межэтнических конфликтов: «Объединяй и властвуй». Играя на противоречиях насильно удерживаемых вместе общин и не давая им возможности искать свой путь. Как бы парадоксально это ни звучало, такой подход — не противоположность, а разновидность знаменитого британского «Разделяй и властвуй». Возможно, боснийские сербы, хорваты и мусульмане нашли бы формы цивилизованного взаимодействия, если бы их четверть века не удерживали в рамках полумертвой конфедерации, всё это время навязывая сербам чувство вины «за геноцид в Сребренице» (см. «„Мягкая сила“ геноцидов»). Так или иначе, но США решили снова слепить афганскую нацию. И вполне в этом преуспели: сегодня боевики Талибана и даже «Исламского государства"* действуют уже во многих северных провинциях, причем, это не пуштуны, а местные уроженцы.
Есть достаточно свидетельств того, что Джордж Буш-младший, несмотря на свой анекдотический имидж, уже в середине 2000-х понял, что в Афганистане что-то пошло не так, но под бравурные отчеты Пентагона смог спихнуть проблему президенту-демократу Бараку Обаме. Лауреат Нобелевской премии мира даже довел численность контингента международной коалиции до 135 тысяч человек (90 тысяч — от США). Но и ликвидация Усамы бен Ладена в 2011 году на территории Пакистана не скрыла от СМИ того, что в самом Афганистане войска коалиции уже по нескольку раз «окончательно» освобождают одни и те же поселки и города. Это напоминало Вьетнам. 44-й президент США заявил о выводе войск. Разумеется, в связи с приближающейся «победой над терроризмом». Окончание вывода было назначено сначала на конец 2014 года, затем — 2015-го и 2016-го. За эти годы Обама сократил контингент до 11 тысяч, но оставил доделать дело (и получить лавры лузера) своему преемнику, будь то демократ или республиканец.
45-й президент США Дональд Трамп, похоже, решил войска вывести, но по-своему. Еще недавно талибы и игиловцы азартно истребляли друг друга, как только могут конкуренты. Сегодня часть талибов, например, «бригады Хаккани», уже сотрудничает с афганским ИГ, а часть выжидает до взятия Кабула. Все последние годы российская дипломатия активно работает над недопущением союза двух группировок и старается побудить Талибан к диалогу с Кабулом. Особого секрета из этого не делалось, да и невозможно было сделать. Но в прошлом году администрация Трампа громогласно обвинила Москву в поставках оружия талибам. Уровень аргументации своих подозрений буквально на днях, 23 марта, в очередной раз продемонстрировал командующий силами США в Афганистане генерал Джон Николсон. В интервью ВВС он заявил, что сам видел в СМИ рассказы талибов, которым приносили оружие и говорили, что это оружие «русские передали».
В той же манере, что и в адрес северокорейского лидера Ким Чен Ына, президент США в августе 2017 года пообещал «искоренить терроризм в Афганистане», для чего нарастит американский контингент до 15 тысяч солдат. Причем, сообщил, что далее о росте контингента сообщаться не будет. Трудно поверить, что в США рассчитывали на какие-то иные последствия решения президента, чем те, которые последовали: Талибан провел показательные атаки по всей территории страны. Столкновения с ИГ вовсе прекратились. Если это еще не мир между двумя группировками, то негласный пакт о ненападении.
Остается присмотреться к конспирологической теории о том, что в этом и состоит «план Трампа»: примирить Талибан с ИГ и только после этого вывести войска, на десятилетия устроив «незаживающую язву» Китаю, России, Ирану, все более строптивой Турции и особенно Пакистану (традиционно дружественному КНР и еще больше отдаляющемуся от США по мере сближения Вашингтона и Нью-Дели).
На что при этом рассчитывают лидеры центральноазиатских государств, понять тем более сложно. Лихорадочные попытки наладить «диалог» с США и евроатлантическими структурами наводят на мысль о том, что они либо верят в возможность победы США в Афганистане, либо не понимают очевидного: лишившись Афганистана, США потеряют коридор в Центразию через Афганистан. Вряд ли Россия позволит США воспользоваться своей территорией и воздушным пространством. Еще меньше вероятность того, что американские и натовские войска пойдут в Центразию через Иран или Китай. Остается коридор через Южный Кавказ. При доброй воле Турции и Азербайджана. И если США, выйдя из Афганистана, решат защищать стабильность Центразии. А им это зачем?
Касайся дело только опасности с южного берега Амударьи, центральноазиатским лидерам следовало бы усилить сотрудничество с Россией, Китаем, Турцией и Ираном. При поддержке двух последних в северном Афганистане вновь крепнут военные и политические силы, стремящиеся покончить с «афганским периодом истории». Желающие снова стать таджико-узбекской Бактрией, частью «Шелкового пути». Иранская железная дорога дошла до Герата и планируется далее — к Мазари-Шарифу, Термезу, Душанбе, китайскому Кашгару. А на пути — провинция Бадгиз с талибами. В большинстве, как было сказано, местными, но все равно, «принесенными» с новыми и новыми витками войны из-за хребта Гиндукуш, из Пуштунистана. Но по какой-то причине лидеры Центральной Азии считают себя самостоятельными игроками, решающими судьбы региона. Видимо поэтому они приняли решение надеяться на Запад.
Борьбу за передел сфер влияния в Центразии, начавшуюся с распадом СССР часто называют «Новой Большой игрой». Она длится почти 30 лет, что с учетом «ускорившегося» времени уже соизмеримо с той первой, 100-летней игрой. И она заканчивается: внешнего игрока — США или «коллективного Запада» вместо Британии — не будет. Точнее, его роль ограничится осуждением с разных трибун оставшихся игроков. Ими же будут те, кто был до начала 19 века: Россия, «с дуру» ушедшая за Урал и Иртыш, Китай, Иран, Турция. А также Пакистан. И играть они будут не по предлагаемым им сегодня правилам. Они не будут защищать, холить и лелеять центральноазиатские режимы. «Незаживающей язвы» на десятилетия не будет, Сирия это показала.
Спокойная реакция игроков на «афганские хитрости» Трампа и удивительно спокойная реакция России на евроатлантические метания центральноазиатских лидеров, подсказывают, что игроки, если и не оформили свои виды на Центразию «на бумаге», тем не менее, уже имеют общее представление о принципах решения проблемы. Вероятно, в политический лексикон могут войти такие понятия, как «линия Байконур — Балхаш» (см. «Олимпиада по новейшей истории для Нурсултана Назарбаева») или «граница по Гиндукушу» Южного и Северного Афганистана — Пуштунистана и Бактрии.
Альберт Акопян (Урумов)